Грег Иган - Город Перестановок

— А вы как думаете?

— Вам была нужна моя поддержка, чтобы пораньше устроить экспедицию на планету Ламберт. Вам хотелось, чтобы я объявила — со всем сомнительным авторитетом «родительницы» освещённого неоновыми огнями парка развлечений на краю огромной пустыни ламбертиан, — что нет смысла ждать, пока они изобретут идею нашего существования. Поскольку мы оба знаем, что этого не случится, пока они не увидят нас собственными глазами.

— Насчёт ламбертиан вы правы, — согласился Дарэм, — но забываете о политике. Я вас разбудил, потому что ваша территория примыкает к региону, в котором запущен «Автоверсум». Я хочу, чтобы вы позволили мне им воспользоваться для проникновения на планету Ламберт. — Он выглядел как мальчишка, с серьёзным видом сознающийся в каком‑то детском преступлении. — Доступ через центральный узел строго контролируется и заметен всем. В шестом общественном клине много неиспользуемого пространства, так что можно попытаться попасть на Ламберт оттуда. Но опять-таки это могут заметить. А у вас частная территория.

Мария ощутила волну гнева. Она не особенно верила, чтобы хоть однажды купилась на фразу, что была разбужена, чтобы «разделить великолепие контакта». Да и то, что Дарэм снова норовит её использовать, не поражало: тут всё по‑старому. Однако быть разбуженной не ради её опыта или статуса, а лишь для того, чтобы прорыть тоннель на её заднем дворе…

— И зачем вам понадобилось вламываться в «Автоверсум»? — горько вопросила она. — Что здесь, гонки идут, о которых мне никто не побеспокоился рассказать? Чёртовы скучающие бессмертные состязаются за возможность установить первый неавторизованный контакт с ламбертианами? Вы превратили ксенологию в новый олимпийский вид спорта?

— Ничего подобного.

— Нет? Тогда что? Смерть как хочется узнать, — Мария попыталась прочесть хоть что‑то по лицу Дарэма, сколь бы мало его выражение ни значило. Тот позволил себе принять пристыжённый вид, но сохранил и выражение угрюмой решимости, будто в самом деле считал, что у него нет выбора. Это не на шутку её встревожило. — Вы что, считаете… что есть какой‑то риск для Элизума со стороны «Автоверсума»?

— Да.

— Понятно. И вы разбудили меня как раз вовремя, чтобы разделить со всеми эту опасность? Славно придумано.

— Мария, мне очень жаль. Будь у меня другой выход, я позволил бы вам спать вечно…

Она засмеялась и задрожала одновременно. Дарэм приложил пальцы к экрану. Мария всё ещё была на него сердита, но позволила просунуть руку со своей, освещённой солнцем, стороны сквозь терминал и положить на её ладони.

— Почему вам приходится действовать в тайне? — спросила она. — Не можете убедить остальных договориться и остановить «Автоверсум»? Они должны понимать, что ламбертианам это не повредит — лишь запустит их так же, как был запущен Элизиум. Вопрос о геноциде не стоит. Ладно, для исследователей «Автоверсума» это будет потерей, но много ли их там? Что такое планета Ламберт для среднего элизианина? Очередное развлечение.

— Я уже пытался его отключить. У меня есть полномочия менять скорость прогона относительно Стандартного Времени и даже полностью замораживать «Автоверсум», если увижу необходимость прервать поток данных, чтобы можно было нагнать, начни они развиваться слишком быстро.

— И что же вышло? Они заставили вас запустить их заново?

— Нет. Я не смог их остановить. Этого уже не сделать. Их темп нельзя замедлить ниже определённого предела — программа начинает игнорировать указания, ничего не происходит.

Глубинный холодок пополз по спине Марии от основания спинного хребта.

— Как игнорировать? Это невозможно.

— Невозможно, если всё работает. Но, по‑видимому, что‑то отказало. Вопрос, на каком уровне. Я не могу поверить, чтобы спустя столько времени в управляющей программе внезапно открылся баг. Если «Автоверсум» не реагирует так, как должен, значит, неправильно себя ведут исполняющие его процессоры . Так что либо они повреждены, либо изменился сам клеточный автомат. Думаю, правила ТНЦ оказались нарушены или сделались частью чего‑то большего.

— У вас есть серьёзные доказательства?

— Нет. Я повторил старые контрольные эксперименты — те, что проводил во время запуска. Они идут нормально — каждый раз как пробую. Но я не могу дать указание процессорам, исполняющим «Автоверсум», провести собственную диагностику, уже не говоря о том, чтобы прозондировать происходящее на нижнем уровне. Я даже не знаю, ограничена проблема этим регионом или постепенно распространяется. Может, она уже везде, но последствия слишком тонкие, чтобы их выявить. Вам известно, что единственный способ проверить правила — использование специального аппарата. Так что же мне делать? Разобрать половину процессоров Элизиума и выстроить на их месте тестовые камеры? И, даже если я смогу доказать, что правила нарушены, чем это мне поможет?

— Кому ещё об этом известно?

— Только Репетто и Земански. Стань это достоянием общественности, не знаю что будет.

Мария пришла в бешенство.

— Откуда у вас право держать это при себе? Кто‑то там может прийти в панику, но чего вы боитесь? Мародёрства, бунтов? Чем больше людей знает о проблеме, тем вероятнее, что кто‑то найдёт решение.

— Может быть. А может, сам факт, что об этом узнает больше людей , сделает всё ещё хуже.

Это Мария переваривала молча. Солнечный свет лился сквозь терминал, отбрасывая вокруг радиальные тени; комната приняла вид средневековой гравюры с алхимиком, ищущим философский камень. Дарэм произнёс:

— Вам известно, почему я выбрал «Автоверсум», а не физику реального мира?

— Меньше вычислений. Легче посеять жизнь. Моё замечательное достижение с A. lamberti .

— Никаких ядерных процессов. Не нужны объяснения происхождению элементов. Я подумал: в том малоправдоподобном случае, если на планете зародится разумная жизнь, ей придётся обнаружить для себя смысл на собственных условиях. В то время это казалось далёкой и невероятной возможностью. Мне и в голову не пришло, что они могут упустить законы, которые нам известны, и обойти всю проблему иным путём.

— Они ведь пока не построили никакой теории. И всё ещё могут выдвинуть теорию клеточных автоматов, укомплектованную потребностью в создателе.

— Могут. Но что, если не выдвинут?

Горло Марии пересохло. Притуплявшие чувства абстракции теряли гипнотическую силу; всё начинало казаться слишком реальным, телесным, уязвимым. Вовремя: наконец сжиться с иллюзией, что имеешь плоть и кровь, как раз в тот момент, когда фундамент вселенной готов рассыпаться зыбучим песком.

— Вот и рассказывайте, что тогда, — поторопила она. — Я устала догадываться, что у вас на уме.