Грег Иган - Город Перестановок

— Никогда не думала… что стану свидетелем… распада вселенной… с голым банкиром на шее… — Она чуть заколебалась. — Как думаете, если… закрыть глаза и сказать… мы не верим в звёзды… может, тогда…

Она поднялась по лестнице, почти согнувшись под весом тела, с отчаянным желанием сбросить ношу и передохнуть, но уверенная, что, если она так поступит, им не справиться.

Когда они добрались до коридора, дверь была ещё видна и продолжала равномерно отодвигаться. Мария пропыхтела:

— Бегите, удержите её… откройте…

— Как?

— Не знаю. Станьте в середине…

Дарэм, кажется, сомневался, но похромал вперёд и добрался до двери намного раньше. Сразу шагнул туда, потом повернулся и встал, расставив ноги и вытянув руки к Марии, готовый втащить её на уходящий поезд. Ей представилось, как его рассекает пополам, и окровавленные половинки падают на пол в каждом из миров.

— Надеюсь, этот ублюдок… — выговорила она, — был великим филантропом… лучше, на хрен, святым…

Она посмотрела в сторону прохода. Тупик оказался всего в нескольких сантиметрах. Дарэм, похоже, верно истолковал выражение её лица и отступил в зал управления. Дверь соприкоснулась со стеной и исчезла. Мария взвыла от расстройства и уронила Римана на ковёр.

Добежав до стены, она замолотила по ней кулаками, затем опустилась на колени. Она здесь умрёт, запертая в слипающейся фантазии постороннего человека. Она прижалась лицом к холодной краске стены. Там, в старом мире, есть другая Мария, и, что бы ни случилось, по крайней мере, она спасла Франческу. Если этому безумному миру конец, пусть кончается.

Кто‑то положил руку ей на плечо. Потрясённая, она изогнулась всем телом, растянув мышцу на шее. Это был Дарэм.

— Сюда. Нужно обойти. Поспешите.

Он подхватил Римана — должно быть, в Элизиуме он себя вылечил, да ещё, несомненно, и прибавил силы — и провёл Марию по короткому коридору, через большую библиотеку к хранилищу в конце. Дверь оказалась там, в нескольких метрах от дальней стены. Дарэм попытался пройти в неё, держа Римана головой вперёд.

Голова исчезла, стоило ей пересечь плоскость дверного проёма. Дарэм вскрикнул от потрясения и шагнул обратно: декапитация тут же сменилась рекапитацией. Мария нагнала их, когда Дарэм уже повернулся и пытался войти в дверь, волоча Римана за собой. Проходившая в двери часть тела Римана вновь исчезала, а когда пропали подмышки, под которые Дарэм его держал, остаток тела грохнулся на пол. Мария сунулась в дверь и увидела целёхонького Римана, лежавшего на пороге.

Они не могли его спасти. Этот мир впускал их и выпускал на своих условиях, но для самого Римана созданный ими выход был ничто, пустая деревянная рама.

Перешагнув тело, Мария вернулась в Элизиум. Дверь отступала, плечи Римана показались снова. Дарэм, всхлипывая от расстройства, протащил спящего около метра, а затем невидимая голова, должно быть, ударилась о невидимую стену, и тело перестало двигаться.

Дарэм вышел в Элизиум в тот самый момент, когда дверь стала непрозрачной. Секунду спустя они увидели наружную стену дома. Слипание — или разделение — ускорялось, пока дверной проём летел по воздуху над садом; потом вся сцена была окружена тьмой, словно моделька в стеклянном пресс-папье, и уплыла в пространство.

Мария смотрела, как исчезает пузырёк света, как формы внутри текут, переплавляясь во что‑то новое, слишком отдалённое, чтобы расшифровать. Мёртв теперь Риман или просто недостижим для них? Она сказала:

— Я этого не понимаю, но то, что ламбертиане делают с нами, — не просто хаотичное разрушение… не только уничтожение правил ТНЦ. Этот мирок сохранял целостность . Словно имел собственную логику, превосходившую логику Элизиума. И больше в нас не нуждался.

— Я так не думаю, — невыразительно ответил Дарэм. Он стоял, согнувшись, возле двери, придавленный поражением.

Мария тронула его за плечо. Дарэм высвободился.

— Лучше вам поспешить с запуском, — сказал он. — Остальные элизиане из семени удалены, но всё остальное, вся инфраструктура, на месте. Пользуйтесь.

— Одна?

— Заведите детей, если захочется. Это легко, все утилиты в центральной библиотеке.

— А вы что? Сделаете то же самое?

— Нет, — Дарэм поднял на неё глаза и угрюмо продолжил: — С меня хватит. Двадцать пять жизней. Я думал, что наконец нашёл твёрдую почву, но теперь она рассыпалась на иллюзии и противоречия. Я убью себя, перед тем как всё окончательно развалится. Это будет смерть на моих условиях, ничего не оставляющая для новой перестановки.

Мария не знала, что ответить. Она прошла к окну-интерфейсу — оценить, что ещё функционирует. Немного погодя сказала:

— Программа слежения за «Автоверсумом» больше не работает, и инфоцентр давно сдох, зато в копии центральной библиотеки, которую вы создали для семени, в последние минуты появились какие‑то итоговые данные. — Она покопалась в установленных Репетто системах анализа и перевода.

Дарэм подошёл и встал рядом. Указал на подсвеченную иконку — стилизованный рой ламбертиан.

— Активируйте, — произнёс он.

Вместе они прочли результат анализа. Одна из команд ламбертиан отыскала набор уравнений поля, не связанных с «Автоверсумом» и клеточными автоматами, зато имеющих тридцать два устойчивых решения. По одному на каждый из атомов. При достаточно высоких температурах эти же уравнения предсказывали спонтанную генерацию вещества точно в пропорции, необходимой для первичного облака.

Танец был оценён как успешный. Теория набирала силу.

Мария разрывалась между негодованием и гордостью.

— Очень умно! Только как они теперь когда-нибудь объяснят четырёх человекоподобных роботов, брошенных на лугу?

Дарэма это, кажется, слегка позабавило, хоть и не позволило одолеть общее уныние.

— Они прилетели в космическом корабле, так? Вероятно, их прислали инопланетяне в качестве эмиссаров. Там должны быть другие звёзды, укрытые подходящим пылевым облаком.

— С какой стати инопланетяне попытались бы поведать ламбертианам о клеточных ТНЦ‑автоматах?

— Может, они сами в это верили. Может, они открыли правила «Автоверсума»… Но, поскольку всё равно не могли объяснить происхождения элементов, решили погрузить всё в более крупную систему, ещё один клеточный автомат, с бессмертными существами в комплекте, которые создали «Автоверсум», первичное облако и остальное. Но ламбертиане их поправят, в такой переусложнённой гипотезе нет необходимости.

— И теперь «Автоверсум» слущивает нас, как мёртвую кожу.

Мария рассматривала ламбертианские уравнения поля: они были гораздо сложнее правил «Автоверсума», но обладали странной элегантностью. Самой ей никогда бы их не выдумать, в этом она была уверена.