Роберт Хайнлайн - Двери иных миров [сборник litres]

– Ничего не делайте. ФБР уже направляется сюда, а вы и так по уши в дерьме. Не усугубляйте ситуацию.

Пит показал на пойманных. На одном из них сидел Кларенс, уперев острие топора в спину другому.

– Песня этих пташек уже спета. И не только их. Так что вам имеет смысл поспешить, чтобы успеть на самолет до Мехико.

Дамброски посмотрел на него.

– Слишком ты умный, – не очень решительно сказал он.

– Поговорите с ними. Они готовы во всем признаться.

Один из типов поднял голову.

– Нам угрожали, – сказал он. – Уберите их, лейтенант. Они напали на нас.

– Давай, давай, – весело сказал Пит. – Вали все в кучу. Расскажи что-нибудь интересненькое до того, как приедет ФБР. Может, тебе и полегчает.

– Щелкнуть? – спросил Кларенс.

Дамброски дернулся.

– Уберите этот топор!

– Делай, что он говорит, Кларенс. И подготовь камеру к той минуте, когда подъедут люди из ФБР.

– Никого из ФБР вы не вызывали!

– Обернитесь!

Рядом с ними бесшумно остановился темно-синий «седан», и из него вышли четверо приземистых людей. Первый из них спросил:

– Есть тут кто-нибудь по имени Питер Перкинс?

– Это я, – сказал Пит. – Что вы скажете, если я вас поцелую?

Было позднее вечернее время, но стоянка для машин, заполненная людьми, гудела от голосов. По одну сторону возвышались призывы к выборам нового мэра и там собирались почетные гости; по другую уже стояла эстрада для духового оркестра, освещенный лозунг над нею гласил:

В центре огороженной площадки Китти изгибалась, носясь из стороны в сторону, кружилась и танцевала. Пит стоял у одного конца ограды, Паппи – у другого; вокруг на расстоянии четырех футов друг от друга стояли детишки.

– Готовы? – громко спросил Пит.

– Готовы, – ответил Паппи. И тогда они все вместе – Пит, Паппи и дети – стали кидать в центр круга ленты серпантина. Китти, подхватив, разматывала их и обвивала вокруг себя.

– Конфетти! – скомандовал Пит. И каждый швырнул по горсти пестрых кружочков – только несколько из них смогли коснуться земли.

– Шарики! – крикнул Пит. – Свет! – И ребята стали торопливо надувать воздушные шарики двенадцати цветов. Шарики один за другим тоже скормили Китти. Ударили лучи прожекторов, автомобильных фар и фонарей. Китти превратилась в кипящий и извивающийся цветной фонтан высотой в несколько этажей.

– Щелкнуть? – спросил Кларенс.

– Щелкай!

Дождь струился по окнам автобуса. Джон Уоттс сидел у окна, любуясь поросшими лесом холмами. Ему было хорошо, несмотря на плохую погоду. Когда он ехал, двигался, путешествовал, боль одиночества почти проходила. В дороге он мог закрыть глаза и представить, что Марта, как прежде, сидит рядом с ним.

Они всегда путешествовали вместе; еще медовый месяц они провели, разъезжая по территории, на которой он вел свою торговлю. Вскоре они проехали почти всю страну – по трассе № 66, где вдоль дороги стоят индейские хижины; по трассе № 1 – той самой, что проходит через округ Колумбия и столицу; по Пенсильванской магистрали, что стремительно пробегает сквозь множество тоннелей в горах… Он сидел за баранкой, а Марта на соседнем сиденье сверялась с дорожными картами и считала расстояние до следующей остановки.

Как-то, вспомнил он, одна из знакомых Марты спросила:

– Но, дорогая, неужели тебе еще не надоела такая жизнь?

И он как будто снова услышал смех Марты:

– Надоела? Да ведь у меня же есть целых сорок восемь огромных и прекрасных штатов, и каждый надо посмотреть как следует; как же это может надоесть? Вдобавок каждый раз видишь что-то новое – ярмарки, выставки и все такое…

– Но когда ты видела одну ярмарку, можешь считать, что видала их все…

– Да? По-твоему, нет никакой разницы между Фиестой в Санта-Барбаре и Фортсвортской выставкой тучного скота? И потом, – добавила она, – мы с Джонни – провинциалы от природы; мы страсть как любим, знаешь, приехать в город и разевать рот на все эти высоченные дома, да так, чтоб веснушки во рту пошли!

– Но нельзя же так легкомысленно относиться к жизни, Марта!.. – Женщина повернулась к Джону. – Джон, ну а ты что скажешь? Не пора ли и вам остепениться: обзавестись наконец домом и постараться добиться чего-то существенного в жизни?

Как его раздражали такие умники!

– Это все – ради наших опоссумов, – с самым серьезным видом ответил он тогда. – Очень уж они любят путешествовать.

– Опо… опоссумов? Марта, о чем это он?

Марта весело покосилась на мужа, а потом ответила с каменным лицом:

– О, дорогая, извини, забыла тебя предупредить. Видишь ли, Джонни выращивает в пупке таких ма-аленьких опоссумов…

– У меня там места достаточно, – подтвердил он, похлопав себя по круглому пузу.

Это добило непрошеную советчицу. А вообще Джон так и не научился терпимо относиться к людям, которые любят давать советы «для твоей же пользы».

Однажды Марта прочла где-то, что весь помет самки опоссума – несколько новорожденных опоссумчиков – занимает чуть больше чайной ложки, причем иногда пятерым-шестерым из бедняжек даже не хватает места в материнской сумке.

Тут же они организовали Общество по спасению и взращиванию остальных шестерых маленьких опоссумов, а сам Джонни был единогласно – то есть одним голосом Марты – избран в качестве местоположения приюта опоссумов имени папы Джонни.

Были у них и другие воображаемые зверушки. Они с Мартой когда-то очень хотели иметь детей; детей они так и не дождались, но с ними поселилась целая компания невидимых маленьких животных: мистер Дженкинс – маленький серый ослик, который давал им советы относительно мотелей; Бурун-Дик – говорящий бурундук, живший в бардачке их машины; Mus Pristavalus, мышь-путешественница – эта никогда не разговаривала, а только кусалась в неожиданные моменты (чаше всего она хватала Марту за колени).

Теперь они все исчезли; они как бы выцветали постепенно, лишенные веселого, заразительно-жизнелюбивого духа Марты, который поддерживал их силы. Даже Биндльстиф [8], хоть и не был невидимым, – даже он покинул Джона. Биндльстифом они назвали пса, которого подобрали на обочине дороги глубоко в пустыне, дали ему воды, сахара – и получили взамен его большое, снисходительное к хозяйским слабостям сердце. С тех пор Биндльстиф ездил с ними повсюду – пока, вскоре после Марты, не пришел его черед уходить.

Интересно, подумал Джон Уоттс, а где сейчас Биндльстиф? Бегает на свободе, на собачьей звезде – Сириусе, где кишмя кишат кролики и повсюду стоят мусорные баки без крышек?.. Впрочем, скорее всего, он сейчас с Мартой – то сидит у нее в ногах, а то просто путается под ними. Во всяком случае, Джонни надеялся, что это так.