Сергей Кусков - Кабальеро плаща и гитары том 3 и 4

Всё-таки дёрнулся от имени. Совсем-совсем чуть-чуть, обычный человек бы и не заметил… Значит всё-таки сеньор Сэмюэль. Жаль.

— Мы — ответка Веласкесов, — торжественно продолжил я. — Которые беспомощны и зажаты в угол. Даю тебе несколько попыток на фантазию, ЧТО мы можем сделать, чтобы выбить козыри «гвадалахарцев»?

Тишина. Чел задумался, это уже хорошо.

— Перевожу. Насколько далеко нам позволят зайти? И ни слова про права, законы и порядок. Это война, Мартин, и мы на фронте. Просто скажи, как думаешь, на что Веласкесы готовы пойти, чтобы вытащить из петли свои задницы?

Снова нет ответа.

— Ты — идейный нацик у которого зассаны глаза теорией расового превосходства. — Я противно скривился. — Знаешь, я, пожалуй, даже готов обсудить с тобой эту теорию… За кружечкой хорошего местного пива в кабаке. Но это — теория. Бредни идеалистов. А миром, мой дорогой, правят закоренелые прагматики.

А потому я, латинос, — я зло сверкнул глазами, — буду убивать вас сотнями! А если повезёт — тысячами! Не потому, что против национализма или фашизма, нет! Потому, что я — Веласкес и хочу жить! А это, — кивок на Паулу, — имперская принцесса Мерседес Мария Амеда, тоже Веласкес. Никакой русской крови, чистая латинос. — Он не был удивлён титулом. Знал. — И она тоже будет убивать вас сотнями. Никакой расовой теории, никаких бредней — только хардкор! Ибо нефиг.

— Вот смотри, — решил развить я успех, глядя, как его разум трогают сомнения. Я сумел-таки достучаться. Удивить. Тем, что воюю не на его поле, совсем за другие идеалы. Его священная война за правильность расы для меня полная фигня — как с таим неправильным мной воевать? Даже учитывая скепсис к моему погружению в историю я его задел. — Смотри, — я достал капсулу с голографическим проектором, подключился к ней и нашёл в памяти навигатора записи с испытаний миномётов. Ретранслировал их, без звука, на середину комнаты. Запись была довольно скомкана, изображение «тряслось», но всё же можно было чётко опознать в конструкции средневековое артиллерийское орудие убийства. А когда я на записи подошёл к загону с битыми окровавленными хрюшками…

Я минут пять искал и настраивал картинку, но оно того стоило — «клиента» повело.

— Видишь, Мартин, я не вру тебе, — закрепил я успех доброжелательным тоном. — Ни в чём. И если говорю, что убивать буду сотнями — то и правда буду убивать сотнями.

— Козлы! — заревел он, и если бы были силы двигать ногами, напрыгнул бы на меня. Но дёрнувшись, взвыл от боли, а бинты на ногах начали окрашиваться красным. Да что Васильева с ним делала-то?

— Почему козлы? Я ж говорю, прагматики! — парировал я и отключил запись. — Смотри, а это прототип нашего доспеха, в котором наши ребята будут и#ашить твоих коллег по идее национального превосходства, то бишь мясо «Гвадалахары» во время уличных столкновений. Это печать на принтере, оригиналы уже заказаны на заводе. Оригиналы будут из титана и его сплавов. Гляди-ка, р-раз! — Я раскрыл «трансформер» в прочный, хоть и хлипкий на вид ростовой щит. — ЗдОрово, правда? А вот это сам доспех. Р-раз! Вот и грудь защищена, и спина, и правая рука. Левая будет с щитом, но там тоже защита предусмотрена. А главное, всё очень легкое для ношения и можно спрятать под одежду. Или пронести в охраняемую зону под видом спортивного инвентаря, собрать и надеть перед непосредственным боевым контактом.

— Думай, Мартин, — закончил я демонстрацию, разобрав доспех. — Я — Веласкес. А значит жутко сентиментален. И если скажу отпустить — тебя выпустят с планеты. Я такой. Плюс пластика за наш счёт. Живи себе в Аргентине или Уругвае, лелей идеи расового превосходства на территории императора Себастьяна. Но чтобы отпустить тебя, мне надо быть уверенным в твоей ценности.

Дель Сарто смотрел волком. Но я его не торопил — чуваку надо догнать то, что я сказал и продемонстрировал.

— А чтобы тебе размышлялось легче, чтобы голова гадостями не была забита, это тебе от меня презент. Так сказать от нашего столика вашему. — Я мерзопакостно улыбнулся, вскрыл заготовленный ещё в машине шприц, вскрыл капсулу из чемоданчика, переданного Сиреной. Набрал огненного яда. Пустую капсулу сунул в карман.

— Девочки! — По крику вбежали все — и Мия, и Роза, и Васильева, и Маркиза с Кассандрой. — Держите.

Когда сеньор был зафиксирован, спокойно, без особого труда сделал ему укол в бицепс, целя по тому месту, из которого капает кровь чёрной розы. — Задача следующая. Двое — в непосредственном контакте. Сеньор мой гость, его не бить, не насиловать, ничего ему больше не отрезать. Те, кто находится в контакте — внимательно следить за его здоровьем. Некоторые испытуемые под действием сего препарата кончали самоубийством, разбивая голову о стену. Следите!

— Будем!

— Есть!

— Так точно!.. — ответил хор девчонок. Самого сеньора уже бросило в жар — а что дальше будет!

— Заеду завтра и послезавтра. Если сеньор решит не ехать в Бразилию — спокойно утилизируем его в рабочем порядке. Но пока — он мой гость! — повысил я голос, скорее для сеньора.

— Есть!

— Есть!

— Есть!..

Мартин слышал последние слова. Хорошо услышал, до того, как провалиться в безумие боли. Ну-ну, мой ход сделан, его очередь.

— Хуан, про «Гвадалахару» — это правда? — задала вопрос Паула, когда мы спускались.

— Конечно! — честно ответил я. — Там был корпус из «отпускников» итальянской регулярной армии. А Пиноккио в той войне хотели присоединить Испанию к Италии, сделать своей колонией. Испанцы дрались остервенело, как львы.

— Да нет, я про проект наших кланов! — зло одёрнула она. — Не надо меня бесить, я и так на взводе! — затопала она ногами

Я обернулся, поднялся на ступеньку выше неё и смачно поцеловал. И лишь когда она оттаяла, нежно прошептал на ушко:

— То, что я это только что придумал, совсем не значит, что доны не организовали что-то на самом деле. Я просто этот план красиво окрестил, вот и всё.

Коснулся пальцем кончика её носа, улыбнулся и побрёл вниз, в собственно «Берлогу».

Наконец в моей жизни наступил момент, когда можно забыть о делах и работе и как следует отдохнуть. Так сказать пожить для себя. В развлекательных передачах ведущие говорят в таких случаях: «Музыкальная пауза». Но учитывая, что вся моя жизнь последних месяцев так или иначе связана с музыкой (особенно последних недель), а сейчас из музыки только обязательные занятия по вокалу и инструментам в Школе, пауза как раз немузыкальная.

Утро началось довольно для последних дней стандартно:

— Хуан, проснись!

— А? Чего? — Я разлепил глаза. За плечо меня трясла Изабелла.

— Проснись, говорю.

Я сел на диване первого этажа, на котором до этого лежал, уставившись перед собой. В голове гудело.