Сергей Кусков - Под перекрёстным огнём (том 1)

Я отрицательно покачал головой.

— Если оперативно выберу, меня оперативно уберут с глаз долой. Как затупившийся скальпель — кому он нужен, если им можно выполнять всего одну определенную операцию?

— Скорее, как одноразовый шприц, — усмехнулась Кассандра и тоже потянулась к пачке. — Дайте и мне? Я тоже буду во всём этом участвовать.

— Думаю, мир не без добрых людей, — заметил я. — И девочкам обязательно сообщат друг о друге.

— Будем решать, — махнула головой Васильева. — Нас тоже недооценивать не стоит. Посидим, покумекаем… Что-нибудь, да придумаем.

Покровительственная, но не злая усмешка:

— Ну что, Шимановский? Всё возвращается на круги своя? И вновь Центральный парк…

Я докурил первый и безжалостно отправил «бычок» в полет на голый бетонопластик тротуара, плевав на урны и правила хорошего поведения.

— Поехали уже, что ли? Перед смертью не накуришься.

Вот уж точно, против Мироздания не попрёшь. А будешь артачиться — оно тебя потащит силой, и на своих, а не твоих условиях.

А может мне сменить религию? Говорят, Церковь Апокалипсиса не самое глупое, что придумано человечеством!..

…И совершенно точно нужно перестать думать о белых обезьянах. Любого цвета.

Фрейя. Как много в этом имени. И как мало.

Началось всё через пару дней после нашего танцевального марафона. Приведя мысли в порядок и продумав стратегию, её высочество заявилась ко мне, на базу, и, распугав всех девочек, предложила встретиться. В ультимативной форме — я не мог отказаться. Даже выходной костюм с собой привезла, чтоб наверняка. Хотя внешне приличия соблюла — не придерёшься.

Но я придираться не собирался. Свои проблемы к тому моменту решил, и тоже выработал стратегию — был ко встрече готов. Стратегия эта гласила: «Не уступать до её полной безоговорочной капитуляции, и не колышет». Так что на следующий день мы поехали в консерваторию, на концерт.

Вам смешно? А мне нет. Да, хреновый из меня знаток классической музыки; я и неклассическую знаю не так, чтобы очень. Блюз, джаз, рок-н-ролл… А тут Моцарт, Штраус, Вивальди! Рок-н-ролл отдыхает!

— Я научу тебя любить классику! — горели глаза её высочества. — Сделаю из тебя человека!

Хмм… То есть я, получается, не человек? А кто? Обезьяна?

Что играли в консерватории — не помню. Что-то старинное, приятное, мелодичное. Мы почти весь концерт процеловались в закрытой ВИП-ложе — было не до музыки. Но уже через три дня она снова вытащила меня в город, и на сей раз мы сели в партере — пришлось именно слушать, вникать. Предыдущий опыт был ею учтен, а желание «сделать из меня человека» превалировало над желанием приятно провести время.

А еще на следующий выход в город пошли на балет.

— Тебе должно понравиться, — плыла в улыбке Фрейя, заваливаясь ко мне в каюту и плюхаясь на кровати Сестрёнок поперёк. — Чайковский, «Лебединое озеро». Слышал?

— Краем уха, — скривился я, более озадаченный тем, что этой верткой выдре дали постоянный пропуск на территорию базы. Это что ж теперь получается, ничего не сделаешь без оглядки даже дома?

Отдельно надо сказать, что каждый наш выход для стражи и хранителей был сродни войсковой операции. Ложа защищена более-менее удовлетворительно, а вот в зале Фрейя представляла собой великолепную мишень. Да, мы шифровались; гримм, макияж, краска для волос — моих в том числе, накладные парики и маски… Но всё это мелочи по сравнению с потенциальной угрозой. Сама Фрейя вряд ли смогла продавить такое решение, значит, не обошлось без Сирены. А раз Сирена согласилась на войсковые операции… При каждом нашем посещении театров и концертных залов… А теперь ещё и пропуск…Это наводило на мысли.

Сеньорины хотят от меня форсажа, быстрого решения проблем с привязкой её высочества. Даже зная мою позицию по «стартовым условиям», которую я долго и нудно, по полочкам, раскладывал Мишель. Которую она довела до них, скорее всего, в записи, в моём исполнении. Но всё равно настаивают. Значит, что-то случилось такое, о чем я пока не знаю. И интуиция подсказывала, Паула тут не при чем.

— Я скину тебе интересные записи, послушать, — сказала Фрейя в тот день на прощание, когда мы вдоволь нацеловались на лавочке недалеко от шлюза базы, плавно и незаметно ставшей «нашей». — Знаю, ты обожаешь разную музыку, и девчонок подсаживаешь. Послушай теперь мою, прочувствуй её. Обещаю, тебе понравится. — Довольная улыбка до ушей. — Вот, возьми, — протянула она капсулу. — Тут Шопен. Мой любимый композитор из древних. Потом расскажешь, что наслушал.

…Я смотрел ей вслед и понимал, что она мне нравится. Что схожу по ней с ума. И дело не в банальном желании затащить её в постель, хотя она меня активно и обрабатывает перед расставаниями. Мысленно представив рядом с нею огненного демона, я не мог ответить, кто лучше, кто нравится мне больше и кого бы я променял на кого, наплевав на указки сверху. Даже сам себе не мог сказать. И это бесило почище интриг сеньорин, кажущихся мелочными и никому, кроме них самих, не нужными.

Музыка «пошла». Я понял, что втягиваюсь, когда заметил, как изменился мой музыкальный вкус. Он дополнился, обогатился, и при встрече с парнями, которую я выцыганил у Мишель на время очередной командировки её высочества в провинцию, у нас сложилась дискуссия, в которой я что-то понимал, и даже мог ответить на кое-какие вопросы. В общем, я расту, и это стоит всех нервотрёпок общения с Фрейей.

Нервотрёпки… Музыка, композиторы, оперетты и балет — это всё хорошо. Однако главной целью были, естественно, не разговоры и не походы на культмассмероприятия. Они лишь прелюдия ко главной цели — охоте. На меня, как на интересующего её самца. И охотница она, признаюсь, как человек, навидавшийся подобных хищниц, великолепный.

Поцелуйчики на лавочке и в машине. Распускание рук, которым она грамотно разрешала от невинных шалостей в общественных местах, до полной свободы наедине. При этом разговоры о высоких материях, демонстрирующие, что ей со мной интересно, и нужен я не только для животного спаривания. Она завоёвывала меня, действуя моим же оружием — психологией. Только со своей, женской стороны. Мы оба прошли базовое обучение, оба владели некоторым набором приёмов, оба умели распознавать эти приёмы в действиях друг друга… И оба умели противодействовать. Что постоянно и делали, не соглашаясь уступить друг другу даже в мелочах.

То есть, в сшибке участвовало два мастодонта, примерно равных друг другу по силе. А значит, победитель должен был выявиться не на «силовом», то бишь психологическом поле, а на поле рефлекторном, животном. Тот, чей инстинкт победит, проиграет, и здесь все преимущества были у неё. И как у женщины, и как у более старшей и опытной сеньориты, пресыщенной многими вещами и жаждущей иного уровня общения. Нас разделяло семь лет; и пусть внешне это было почти незаметно, мировоззренчески я отставал от неё, какую бы школу жизни совсем недавно экстерном ни прошел.