Сергей Кусков - Под перекрёстным огнём (том 1)

— Хуан? Это ведь ты, да?

Она не верила, что это я. Точнее не хотела верить. Надеялась, что ошибается. И самое хреновое, желание «не узнать» друг друга было взаимным.

Я молчал, и она добавила в голосок грозности и напора:

— Хуан Шимановский! Это ты! Я узнала тебя!

— И узнала бы из тысячи!.. — добавила тише.

Неизбежное нельзя оттянуть навсегда. Понятие «вечности» неприменимо даже для чёрных дыр, чего уж говорить о нашем мире. Я обернулся, крутанувшись на стуле. Вот он, момент истины…

…Передо мной стояла. Она. Не так, ОНА. Девочка из парка. Те же волнами спадающие на плечи белоснежные волосы, тщательно ухоженные и завитые. Черное невесомое платье — цвет ей идёт. Пусть иное, но так же выгодно подчёркивающее линии тела, как и тогда, на танцполе. Шикарное колье и расшитые по туалету разноцветные камешки, подчёркивающие статус — она всегда держала свой статус богатой аристократки, даже когда купалась нагишом в озере — это внутри и не зависит от одежды и причиндалов. Но главное, блеск в её голубых, словно горные озёра на фотографиях Земли, глазах. Мне правильно показалось, это была другая Бэль, более взрослая, мудрая — год не прошёл для неё даром. Но тем не менее, это всё та же девочка из парка, которую я встретил с заплаканным лицом, расстроившаяся из-за мелкой семейной неурядицы. Которую хотел, к которой меня тянуло! Ради кого год назад я бросился в омут, в пропасть, совершив самый безумный в своей жизни поступок, перебезумствовать который вряд ли возможно даже теоретически.

— Бэль… — вырвалось у меня, и это всё, что я смог выдавить.

План? Стратегия? Вы о чём?

Я почувствовал, что не могу играть, что «вдруг узнал» её, оказавшись тут «случайно». Я вообще ничего не могу, ни подумать, ни сделать, ощущая себя зелёным юнцом-девственником, впервые увидевшим голую женщину. Но план и не понадобился — она поняла, что это не случайность. Однако набрасываться с кулаками из-за этого не спешила.

— Хуан… — точно так же, с тем же волнением в голосе выдавила она…

…И мир вокруг исчез. Схлопнулся до размеров маленькой-маленькой вселенной, состоящей из меня и её. И пары метров, нас разделяющих. Мы смотрели друг на друга, не могли оторваться и совершенно не понимали, что же теперь делать дальше? Произойди наша встреча полгода назад… Утонули бы в объятиях. Произойди чуть позже… Она вырубила бы меня боковым с ноги, набросившись без разговоров, в качестве ответки за Санчес. Но что делать, мать его, СЕЙЧАС?

— Хуан, я… — Её дыхание спёрло. Хотела сказать много, очень много, вероятно, не один раз прокручивала наш возможный диалог при встрече в уме… Но, как и я, ничего не получалось. Глаза её слегка, совсем чуть-чуть, увлажнились, и непонятно чего больше было в этих слезах — обиды, облегчения или разочарования. — Хуан, я тебя искала! — пискнула, наконец, она. Подошла ближе, почти вплотную — После того случая я…

— Я знаю. — Я кивнул. Дыхание спёрло. Захотелось протянуть руку и провести ей по волосам, но оцепеневшее тело не подчинилось. — Это моя школа. Мне всё рассказали.

Вот и всё, что смог «родить». После всех изнуряющих тренировок по линии занятий с Катариной в части общения с женским полом.

— Я ведь нашла тебя!.. — продолжила она. — Почти нашла!.. И…

В глазах её отразилась борьба с искушением послать всё в космос, броситься мне на шею. Обнять, и будь что будет. Возможно, так бы и произошло… Не будь пресловутой Санчес и её похода к ней в гости. Марина держала нас на расстоянии вытянутой руки… А я…

…Я бы первым поддержал порыв, закрутив бы её в объятиях, так же плевав на всех. Если бы не клеил, и весьма-весьма успешно, её родную сестру, наследницу нашего грёбанного венерианского престола. Которую, как оценивают многие, влюбил в себя чуть ли не до помутнения рассудка. Это кроме Паулы, родного взвода и корпуса телохранителей — про них пока даже вспоминать неохота.

— Я знаю, ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО, — изрёк вдруг я, обрётя-таки долгожданную уверенность. Знаете, бывает так, словно щёлкает в мозгу, и ты получаешь импульс, зная, что говорить и как себя вести. — И про дом знаю. Мама рассказала. Меня в тот момент там не было.

Нет, не оговорился, «ваше высочество». И «вы». Она мне так и не сказала, кто она, и это аргумент. Сеньорита, не раз спасавшая меня в самых разных ситуациях, моя интуиция, выстрелила и на этот раз, хотя я уже и не ждал от неё помощи. Но она проснулась, огляделась и в самый последний момент подсказала стратегию поведения. Я должен поставить между нами барьер, хотя бы на пока. И лучший из барьеров — социальный, кажущийся непреодолимым (хотя почему кажущийся?) Который остудит Изабеллу, словно ледяной душ, а мне даст время прийти в себя и тоже, блин, хоть что-то понять.

— Мне очень жаль, но я… Мне нужно было исчезнуть, ваше высочество, — продолжил я, стараясь не врать. — Улетучиться. Испариться. Я не мог увидеться с вами раньше.

Каких-то пару столетий назад в испанском не было персональных обращений во множественном числе. И слава высшим силам, что появились. Бэль перекосило — она восприняла мои слова не как ведро охлаждающей воды, а будто порыв атмосферного пятисотградусного раскалённого ветра без скафандра. Её будто обожгло, ошпарило. Девушка дёрнулась и интуитивно отшатнулась на шаг, пытаясь, как и я, на ходу переосмыслить происходящее.

Пауза. Бесценные секунды. Она переваривала эпитет, анализируя его с разных сторон, я же пытался собрать волю в кулак и подавить охватившее всю мою сущность оцепенение. И вдруг понял, что дурак. Не просто дурак, а самый-самый большой болван из всех, какие бывают. И какие не бывают — тоже.

Фрейя. Паула. Марина… Это всё мелочи, всё не то. БЭЛЬ, вот она, та девушка, ради которой я пойду на всё. И уже ходил, достигнув кое-каких успехов.

Этого года не было. НЕ-БЫ-ЛО, не существовало.

Не было корпуса. Не было взвода с красноволосым демоном, Розой, Мией, Патрисией и восточным аксакалом в юбке. Не было обнимашек в душевой. Не было Белоснежки и семи гномов, Терезы с пятнашками, Камиллы и всех-всех-всех моих любовниц. Они не существовали и не существуют, и тем более ничего для меня не значат. Как ничего не значит и Фрейя со всеми своими высокомерными закидонами и предъявами на мировое доминирование. Милая девочка, но… Но.

А Санчес? Это вообще смешно! Марина — моя белая обезьяна, моя болезнь; девушка, которой я помог из благодарности, потому, что она другая, не похожая на остальных, и была достойна лучшей доли, чем та, что ей светила. Она хорошая, и меня к ней тянет, как и к Фрейе… Но не может быть моей судьбой, какие бы отношения юридически нас ни связывали.

Передо мной же вновь стояла девочка с белоснежными волосами, которую я крутил на танцполе маленького клуба в центре, и смотрела такими же, просто чуть более взрослыми наивными глазёнками. Да, платьице не то, и причёска другая… Но я всё так же был готов ради неё на что угодно, как и она была готова прыгнуть в омут, назло всему своему окружению. Мы вернулись в ту точку, в которой расстались тогда.