Елена Ершова - Град огненный [СИ]

Возможно, Пол подошел слишком близко к запретной кромке. И перешагнул ее, ища покоя измученной душе.

— Нет, — говорит Расс, и в его голосе слышится категоричность. — Это слишком простой выход.

Я лишь усмехаюсь снисходительно: что и требуется доказать. Комендант — не преторианец.

Он разливает по стаканам бесцветную, остро пахнущую жидкость. Из закуски — только горсть конфет.

— Помянем Пола!

И опрокидывает содержимое своего стакана в глотку.

Я пью тоже. Морщусь. Местная водка довольно крепкая, но совсем не то, что мы привыкли распивать в Ульях — настой на еловой хвое, высушенной траве илас и сильно разбавленном яде Королевы. Если добавить яда в чуть более плотной концентрации — этот напиток попросту сожжет всю слизистую.

— Я звонил в морг, — приглушенным голосом говорит Расс. — Ты знал, что его уже похоронили?

Жар, возникший в горле, опускается вниз и достает теперь до сердца. И оно вспыхивает и начинает биться тревожнее и быстрее обычного.

«У вас внутри огонь», — вспоминаю слова доктора с непроизносимым именем.

Я неосознанным жестом прижимаю кулак к груди. Качаю головой, без слов отвечая на вопрос Расса.

Не знал. Откуда?

— Да, — продолжает комендант. — Сказали, не было нужды сообщать. Родных у Пола нет. Имущества тоже. Думаешь, он бы покончил с собой, зная, что его зароют, как дворнягу?

— Мертвым все равно, — равнодушно отзываюсь я.

И смотрю в угол комнаты. Там, у изголовья кровати, ворочается и вздыхает тьма. Чем она гуще — тем легче спрятаться обитающим во тьме чудовищам. В темном углу слышится легкий шорох — просто мыши скребутся в поисках крошек. Но брать у Расса нечего: его комната — всего лишь обустроенный подвал, в котором раньше хранили дворницкие принадлежности и всякий ненужный хлам. А теперь половину помещения занимает железная кровать, другую половину — стол. И всю комнатушку можно преодолеть в два шага. Не хочу сказать, что в Ульях мы были избалованы комфортом — офицерские кельи всегда отличались крайним аскетизмом. Не говоря уже о солдатских казармах. Но все-таки я считаю, что в новой жизни комендант приграничья заслуживает лучших условий, чем прозябание в подвале.

— Я хотел бы осмотреть квартиру Пола, — говорю я.

Некоторое время Расс думает, жует конфету. Лоб собирается в морщины — признак напряженной мыслительной работы.

— Я знаком с вахтером из его дома, — наконец произносит он. — Дед не злой. К нашим хорошо относится. А за бутылку другом станет. Проверено.

Расс ухмыляется, и я ухмыляюсь тоже — в этом мире деньги не только шуршат, но и булькают. Думаю: сколько спирта могу унести из лаборатории Тория? Решаю, что полштофа смогу.

Спрашиваю:

— Когда его можно застать?

— А всегда! — отвечает Расс. — Он так на вахте и живет. Его дети из квартиры выгнали. Так он и устроился, пока домоуправша разрешает.

— Почему выгнали? — удивляюсь я. — Им жить негде?

Расс фыркает и смотрит так, словно я сказал величайшую чушь.

— Как же! Деньги им нужны. Квартиру можно задорого продать. И хорошо, что выселили, а не убили.

Сначала его слова озадачивают меня, и я просто стараюсь забыть об этом. И только много позже приходит понимание: оказывается, убить можно не только из мести или ради удовольствия. Мотив может быть и корыстным.

Это обжигает меня, как очередной глоток водки. Мир людей бывает не менее жесток, чем мир васпов. Возможно, Пола тоже убили из корысти? Да только что у него брать?

Пол жил не многим лучше Расса, разве что имел собственную ванную. Но мысль об убийстве из корысти отчего-то не дает мне покоя. Я чувствую, что здесь есть некая зацепка. И я решаю обязательно обдумать ее — когда буду трезвее.

Расс тем временем снова разливает водку по стаканам.

— За здоровье! — комментирует он и осушает махом.

Я следую его примеру. Когда пьешь — не слишком думаешь о еде. Кроме того, напряжение последних дней спадает, и пустота, стерегущая на краю сознания, исчезает ненадолго.

— Знаешь, что сказал Пол, когда мы виделись последний раз? — спрашивает Расс и отвечает себе сам:

— Что Переход — лучшее, что с ним случилось за всю жизнь. Да, не все идет гладко. Но у нас появилась возможность. Возможность выбора. Возможность самим распоряжаться судьбой.

— Возможность жить в подвале и работать дворником, — подхватываю я.

Дразнить медведя в его же берлоге — не лучшая затея. Но Расс не понимает моего сарказма. Он хлопает ладонью по столу и говорит:

— Пусть! — приподнимается с места, вытягивается во весь внушительный рост и скандирует — старательно, с выражением, на которое только способен васпа:

— Пусть за окошком гнилая сырость! Я не жалею и я не печален! Мне до того эта жизнь полюбилась, так полюбилась, как будто в начале!

Мне хочется смеяться. Комендант приграничного Улья, прилежно декламирующий стихи, — зрелище само по себе забавное. Но я не смеюсь. Знаю, сколько было приложено усилий, чтобы сломать барьер замкнутости, чтобы научиться открыто выражать свои мысли. Не боясь, что за это тебя поволокут на дыбу или до краев нашпигуют ядом.

— Я верю, скоро все изменится к лучшему, — продолжает Расс, глядя на меня сверху вниз, будто бросая вызов. — Надо только подождать. Перемены уже происходят. Слышал про «Открытые двери»?

Еще бы. Этот благотворительный фонд сразу взял под свое крыло заботу о беженцах и вынужденных переселенцах с Севера. Иронично, но васпы также попали под эту категорию. Еще более иронично, что основатель фонда — женщина.

— Миллер, — вспоминаю режущую слух фамилию.

— Хлоя, — благоговейно поправляет Расс.

Он садится на место, мечтательно подпирает кулаком небритую щеку:

— Помнишь рядового Свена? Долговязого пацана из четвертого Улья? Он как раз служил под командованием Пола.

— Я должен знать всех рядовых в лицо? — сухо отвечаю я.

— А Хлоя знает! — ухмыляется Расс.

Это явная шпилька в мой адрес. Маленькая месть за мой предыдущий сарказм. И пока я хмурюсь и перевариваю сказанное, комендант продолжает, как ни в чем не бывало:

— Так вот, Свен обратился к ней за помощью. Пацан молодой. Ему учиться надо. А Хлоя запросила результаты его диагностической карты, подготовила это… как его? Ходатайство! — Расс выплевывает непривычное слово, как ругательство. — И таки выбила ему место в техникуме! Представляешь?

Он со значением смотрит на меня, будто ожидает, что я упаду со стула от изумления. И когда этого не происходит — обиженно поджимает губы.

— Если он будет учиться хорошо и закончит с отличием, то попадет в институт, — заканчивает Расс. — Чуешь, что это значит?

Он смотрит восторженно. И я понимаю, что это, действительно, большой прорыв. И должен радоваться за парня. Но на душе отчего-то становится нестерпимо кисло.