Гордон Хотон - Подмастерье. Порученец

— Вы решили, как будете прозываться?

— А вы что предложите?

Он потер подбородок.

— Мор настаивал на Антонии — в честь Антония Блока из «Седьмой печати». Но это дурацкая мысль. Раздор, несомненно, предложил бы кого-нибудь из великих полководцев, типа Александра. — Смерть оглядел меня с головы до пят, покачал головой. — Вам не подойдет. Вы больше похожи на кого-нибудь из великих обормотов. Глад, вероятно, посоветовал бы что-нибудь краткое и по существу — что совпадает и с моими предпочтениями… Может, Билл? Или Тед?

Я вспомнил «Мальтийского сокола».

— А давайте Сэм?

— Идеально, — сказал он. — Завтра поутру первым делом добавлю в документы.

Мы вкратце обсудили, что мне потребуется, чтобы выжить во внешнем мире: работа, набор грима, вероятно, кое-какая корректирующая хирургия. Смерть сказал, что поговорит с Шефом и все устроит.

— И вы вольны посещать нас, когда пожелаете, — добавил он. — Погуляем по саду, потолкуем, поздороваетесь с Цербером. — Он кивнул, довольный этой мыслью. — У нас еще десять лет по договору аренды, после чего придется переехать. Не могу сказать, что жду этого с нетерпением… — Он оглядел погреб и скривился. — Хуже всего будет с перевозкой всех этих тел.

Снаружи дул теплый ветер: жар дня умирал, начиналась прохлада ночи. Я ощутил сокрушительный, бурлящий звездопад свободы — словно проглотил будущее и дал ему просочиться сквозь стенки желудка в кровоток.

Я двинулся к изумрудному лугу в сумерках. Перейдя канал, ненадолго задумался, сколько мне осталось жить. На железнодорожном мосту спросил себя, что буду делать дальше. Но я уходил от Агентства все дальше, и вопросы исчезли, я разогнался и перешел на бег.

Я бежал к темной реке на горизонте, а там лег на берегу и вперился в восходившие звезды — и ни о чем не думал.

Утро понедельника, семь недель и один день после убийства Ада. В столовой Раздор, Мор и Дебош поглощали свои обычные завтраки, а Глад горестно наблюдал. Газеты запаздывали, разговаривать никому не хотелось, и ничего примечательного не случилось, пока — ровно в девять — не восшествовал Смерть и сердечно всех не поприветствовал. За ним появился болезненный и довольно неуклюжий спутник, облаченный в серферские шорты и футболку.

— Это еще что за хрен? — спросил Раздор.

— Это Аид, — ответил Смерть, вталкивая мертвеца в залу, — мой новый помощник.

— Ой-ёй, — сказал Глад.

— Вот это номер, — добавил Мор. — Насколько я понимаю, ты утряс это с Шефом?

Смерть не удостоил его ответом. У него, казалось, гораздо более спешное дело к Дебошу, с которым он заговорил твердо:

— Боюсь, тебе придется отныне питаться в другом месте… Пока мы не найдем стол попросторнее, конечно.

Дебош, слишком потрясенный самим продолжившимся существованием Смерти, оказался не в силах возражать, забрал свою еду и убрался на стул в угол, где просидел остаток трапезы, супясь и дуясь.

Аида пригласили занять место Дебоша, и он после некоторой сумятицы и прорвы вопросов наконец так и сделал. Смерть выбрал белую мышь из привычной троицы и предложил ее своему помощнику. Аид схватил ее за хвост, уложил на тарелку… и принялся нежно поглаживать.

А следом упал со стула.

За следующие несколько недель умственные способности и координация движений нового помощника Смерти не выказали никаких признаков улучшения. В течение нескольких трапез наблюдалось, как он играет с распашными дверями, налетает на стены и пытается съесть свою тарелку. В конторе ему удалось обрушить все до единой стойки с документами — трижды, а также дважды высадить локтем оконное стекло. Выведя Цербера на прогулку по лугу, он допек животное настолько, что пес разорвал его на части — пришлось собирать заново и на сей раз накладывать швы.

Важнее же всего вот что: в рабочие часы его добродушная недееспособность привела к тому, что многие клиенты Смерти сумели обдурить судьбу — по крайней мере временно… И на очень недолгий срок очень немногие люди все же смогли прожить чуточку дольше.

Но и этому пришел конец.

Винсент Роуч был в трех минутах от смерти.

О конечности жизни он не помышлял — ни о своей, ни о чьей-либо еще. Слишком увлекался жизнью, чтобы тратить время на раздумья о ее завершении. Почитаем собратьями-учеными, жена — повод для зависти всех коллег, вроде благословлен непрерывным везением и мог бы даже сказать о себе, что счастлив. Этот самый вечер, что не редкость, принес ему вести о повышении по службе, а также утонченнейшую трапезу из всех, какие ему доводилось вкушать. Карьерные почести — сообразная награда за его усилия, а вот еда оказалась настоящим сюрпризом. Шагая по мосту в долгой прогулке к дому на севере города, он воскрешал трапезу в воображении: ароматы в ноздрях, вкус на языке — сливочную сладость мяса, роскошное тепло вина, исключительную нежность десерта… В такие мгновения он чувствовал себя настолько живым, что хотел вопить, говорить каждому, кого встречал, о счастливых новостях своего успеха, однако из уважения к суеверию лишь прикрывал глаза, вскидывал лицо к звездам и молча благодарил Бога.

И на сей раз Бог ответил:

— Эй, малявка! Отдай!

Винсента парализовало от неожиданности — что спасло его от унижения ссыпаться на землю дрожащей кучей.

— Ну же! Мне недосуг возиться тут с тобой весь день.

Голос поверг Винсента в ужас. Не похожий ни на что, прежде слышанное: высокий и зловещий, жуткая какофония писка и бурчания.

Винсент ждал.

Кралась самая долгая минута его жизни.

Голос больше ничего не сказал.

Винсент приподнял трепетавшее веко. Первоначальная муть постепенно рассеялась и явила колокольню его колледжа, озаренную сзади. Никакого следа громадного призрачного лика с длинной белой бородой не было — более того, ничьего следа не было, ни человеческого, ни божественного. Винсента переполнило облегчением.

А затем он уловил в высоте какое-то движение. Маленькое, еле заметное, словно плеск птичьего крыла.

Исполинская длань сжала ему сердце. Его замутило — но и стало стыдно за себя. Ведет себя глупо, наказывает сам себя за удачу. В некоем ребячливом углу его ума что-то не позволяло ему упиваться успехом без всякого груза вины. То движение — ненастоящее. Какая-то извращенная греза, всплывшая из детских кошмаров.