Гордон Хотон - Подмастерье. Порученец

+ личные встречи с главами других отделов;

+ возвращение к «традиционным» прекращениям;

+ краткосрочные досуговые льготы;

+ полезно общему настрою;

− небольшое увеличение документооборота.

_________________

СВОДКА — ВЕР. 06.3

— Я лично предпочел бы термоядерную войну, — сказал Несыт. — Поразительное было б зрелище — роскошны эти облака-грибы! И аккурат когда они решили бы, что опасность миновала, к тому же… Ну как тут не посмеяться.

Что он и делал некоторое время.

— Как вы умерли? — спросил я, лишь бы прервать его.

— Я? Ничего такого, что мертвец счел бы примечательным… Меня удушили подушкой. Да еще и кое-кто знакомый. Он, судя по всему, не выносил меня, хоть я так и не понял почему. Вероятно, сбесился насчет чего-нибудь и решил выместить на первом попавшемся, и как раз я подвернулся. В общем, Глад помог по части удушения — это у него, кстати, побочное занятие, — вот так мы и познакомились. Прошло несколько лет — и вот он я. Забавно, как все складывается.

Словно вызванный упоминанием своего имени, вернулся Глад. Я вернул документ на стол.

— На сегодняшнюю поездку у нас три вакансии, — объявил он. — Предлагаю каждому из нас выбрать по трупцу.

— Вот это потеха! — воскликнул Несыт. — Можно я своего в Хранилище возьму?

— Выбирайте кого хотите, лишь бы номер был семизначный.

— А почему только три? — спросил я. Мне показалось, что такое скудное количество уменьшает мои возможности получить удовлетворительные ответы на мои вопросы.

— Потому что Верхнее хранилище довольно исключительное, — ответил Глад.

Несыт оказался верен своему слову — удрал в подвал, прежде чем мы покинули контору. Глад подошел к делу с большей осмотрительностью: пристально осмотрел трупы в прихожей, обменялся с каждым словами поддержки, после чего двинулся дальше. Я хотел выбрать самостоятельно и направился к переходу у лестницы. На пересечении с прихожей мое внимание привлек могучий труп, который вчера сшиб меня с ног. Он оказался выше, чем мне запомнился, и в лучшем состоянии; вопреки естественным потерям, сложен он был крепко, мускулисто, что выдавало в нем былую физическую мощь. Широкие шрамы полосовали ему туловище и конечности, в паре мест — до костей. Мое разглядывание прервал он сам, зыркнув мне прямо в глаза и рыкнув:

— У-у-а-агх.

Я замер. Зря. Труп схватил меня за руку не слабее живца.

— Оставьте меня в покое.

— У-у-а-агх, — повторил он.

— Отпустите. Я не понимаю.

Руку мне стиснули еще сильнее. Я втуне пытался вырваться.

— Не противься, — сказал он. Голос был грубый, с замогильностью, словно он всю жизнь курил, пил и ел камни. — Возьми меня с собой.

Я проверил номер у него на шее.

— С чего бы?

— Потому что я могу сказать тебе, где найти то, что ты ищешь.

Мы собрались в старом Архиве: Глад, Несыт, я и три нагих мертвеца. Глад почтительно кивнул трупам и обратился к своему помощнику:

— Мне нужно подготовиться к поездке. Оденьте наших спутников поприличнее. Никаких гаваек.

Глад ушел. По сравнению со вчерашним комната казалась пустой и тихой. Я глянул на Несыта. Он уныло замер у гардероба.

— Что такое?

— Я с вами не еду, — сказал он ворчливо. — Глад говорит, что я не нужен. Думаю, пытается меня проучить. Что-то такое набурчал про самообладание, но он через раз говорит загадками, а через раз его вообще без толку слушать. — Троица трупов согласно застонала, их поддержка взбодрила Несыта. — И все же таланты вроде моих долго не замечать не удастся: он проведет вечер с вами и осознает, как ему меня не хватает… Без обид.

— Без всяких.

Он хлопнул в ладоши.

— Так, ну что, упакуем умирашек в рубашки?

Я разглядел наших спутников поближе. Мускулистый тип, схвативший меня за запястье, уже был мне знаком. Рядом с ним стоял высокий, безупречно сложенный и необычайно статный мертвец: свой полусъеденный нос он держал высоко, словно гордясь тем, что его выбрали, однако не сомневаясь, что иного и не предполагалось. Третий труп оказался в состоянии похуже — его, похоже, слепили воедино из кусков кожи и обломков костей; едва ли нашелся бы у него на теле хоть один квадратный дюйм не исполосованный и не истыканный. Черт лица тоже было не разобрать. Лицо всмятку, волосы клочками, глаза изранены, ни одного уха. Несыт воодушевленно уведомил меня, что этот мертвец когда-то был женщиной, и заявил, что лично участвовал в ее сборке. Затем открыл ближайший гардероб и постукал пальцем по зубам.

— Ладно. Выбор у нас один — футболка «Я друг семиокого агнца™». Обожаю этот бренд — и логотип у них классный.

Он сунул три футболки мне в руки и предоставил насладиться рисунком самостоятельно. Под девизом красовался маленький, но прелестно подробный ягненок с громадной головой, семью глазкам и очаровательной улыбкой.

— Вы едете, — сказал он. — Вы и одевайте их.

Я выбрал футболку, прилежно ее развернул, разгладил у себя на груди и затем подошел к первому трупу.

— Поднимите руки, пожалуйста.

Труп со вздернутым носом уставился на меня высокомерно, однако руки продолжил держать по швам.

— Так-так, — осклабился Несыт. — Вы не говорите на мертвецком?

— Помню лишь самую малость.

Он недовольно хмыкнул, схватил футболку и залился долгим, громким стенанием с разнообразными стонами, кряхтеньем и хныками, в конце которого мертвец улыбнулся и задрал руки. Несыт повторил все то же самое, обращаясь к другим, но, добравшись до лоскутного трупа, подозвал меня. Пригнул ей голову набок и показал на шею.

— Ничего странным не кажется?

Кажется: номер был стерт.

Губы у меня запечатаны, веки прошиты нараспашку. Созданье стоит надо мной, у него длинный изогнутый кинжал с жестоко иззубренным лезвием — ритуальный нож, лезвие блистает светом.

— Больно не будет, — говорит оно, поглаживая меня по шее.

Возносит нож мне над грудью. Я раздираю губы и кричу.

Мой мир преображается. Единственная постоянная величина — каменная плита подо мной и многоглазая, многорукая тварь сверху, а все остальное изменилось. Я лежу в громадном морге. Стены и потолок — из костей и плоти. Меня окружают сотни тел, у каждого свой мучитель с церемониальным ножом. В воздухе душно от криков. Неумолчный, тошнотворный звук металла, рубящего мягкие ткани. Пылают огни, куда летит отсеченная плоть. Пол омыт кровью.

— Вообще-то я соврал, — говорит стоящее надо мной созданье. — Больно будет. В смысле по-настоящему больно. Почувствуешь боль как никогда прежде. И хуже того, мне от этого будет приятно. — Оно смеется, затем резко умолкает. — Кажется, это и называют удовлетворением от работы.

Нож срывается вниз по стремительной дуге, вонзается мне в грудину. Тело мое превращается в бушующее пламя, в преисподнюю м у ки — в сердцевине же крошечный осколок моего существа остается прохладным и спокойным.