Максим Далин - Зелёная кровь. Собачий вальс

Тео улыбнулся.

— Ну что ты. Просто с друзьями расставаться тяжело, вот и все. Не переживай, еще увидитесь.

Лилия шмыгнула носом — и ее лицо вдруг ожесточилось и замерло.

— Господин капитан, — сказала она странным тоном, — а вдруг я — как те? Вот сволочь такая же? Котеночек хорошенький, ласковый — а я, гадина, и рада его тискать! Дела нет, что у него животик болит, что ему бегать хочется, лазать, что он простор любит — лишь бы он поблизости был, пушистенький… — и снова разрыдалась злыми слезами. — А они-то мне доверяют, глупые!

Огорченный ее слезами Гарик просто не мог больше сидеть и слушать — перекинулся, подошел, лизнул ее в щеку. Лилия судорожно обняла его за шею:

— Ну что ты меня жалеешь, а? Эгоистку мерзкую…

— Ладно, — сказал Тео сердито. — Хватит уже чушь молоть. Будь ты эгоисткой, тебе бы все это и в голову не пришло. Сволочи, чтоб ты знала, искреннейшим образом думают, что любят зверушек — и хоть трава не расти. Оставят при себе, доведут до смерти — ужасно переживают, кремируют и заводят другую, на ту же участь. А ты себя тут ушами по щекам колотишь, что жаль расставаться с котенком, не наигрались! Нет уж, дорогуша, зверей не обманешь. Они знают, кому доверять, чуют.

Лилия вздохнула.

— И что я кидаюсь в крайности…

— Хватит рефлектировать, — сказал Тео, изображая начальственную строгость. — Умойся и иди домой, отдыхай. Твой рабочий день, между прочим, еще вчера кончился, в десять вечера, а сегодня ты вообще, помнится, выходная — вот и вали, не мешай занятым людям.

— Не хочется, — сказала Лилия с новым вздохом. — Лучше я тут чем-нибудь помогу, ладно? Домой смерть не хочется.

Тео пожал плечами и свистнул Гарика, чтобы идти к себе. Лилия подобрала в углу холла истрепанный собаками мячик, которым играла с рысенком, и печально побрела в диспетчерскую. Тео вдруг вспомнил, что хотел сделать.

— Эй, Лилия! — крикнул он вдогонку. — Постой!

Девчонка обернулась.

— Лилия, — сказал Тео, — раз уж ты все равно здесь, пиши рапорт о переводе на должность проводника служебной собаки, Хозяйка, блин… Потом занесешь — я подпишу и шефу отнесу. Раз уж ты так общаешься со зверями, будешь и работать со зверями, в оперативной группе. Хочешь?

Слез как не бывало — Лилия пискнула от восторга.

— Иди-иди, пиши, — сказал Тео. — Проводники, кстати, и получают побольше… плюс премии за оперативные рейды…

Продолжать он не стал — похоже, в настоящий момент деньги Лилию не слишком волновали. И рапорт писать она не побрела, а улетела — моментом.

— Здорово, — сказал Гарик. — Тео, а мы обедать будем? — и облизнулся.

Манефа была по-женски несчастна.

Урлинг, старый посредник, наставник Хольвина, купил ее в городе, на выставке прирученных диких животных, которую инспектировал. Манефа была тогда маленьким котенком, будущей северной рысью. До этого она жила в городском приюте. Ее воспитывала старая угрюмая кошка, которая учила с пяток котят хорошим манерам в большей степени и правилам боя в гораздо меньшей степени, но не была им матерью. На все вопросы Манефы она отвечала кратко и сердито:

— Бросила тебя мамаша. Кормить не стала. Шельма гулящая.

Подобные ответы отбивают охоту к расспросам раз и навсегда. Манефа была гордой от природы, в своей тоске она никому бы не призналась — хмурые тирады старухи возымели действие только в одном: юная кошечка замкнулась в себе, доводя собственный экстерьер и характер до возможного совершенства. Люди из Зоологического Клуба, где жила старая кошка, восхищались хорошеньким котенком; Урлинг, увидев ее на выставке, был очарован и купил ее, забыв свои принципы. Такая прелестная живая игрушка с кисточками на ушках в Младшей Ипостаси — такая прелестная девочка с громадными глазищами враскос в Старшей…

И с самого начала жизнь на пригородной вилле посредника у нее не заладилась. То, что Хозяин заплатил за нее, ни к чему Манефу не обязало. Она не полюбила Урлинга. Он, старый собачник, не понимал кошачьей независимой натуры, раздражался: она неохотно ела то, чем он ее кормил, предпочитая ловить в подвалах виллы крыс, а в саду птичек, только изредка милостиво позволяла себя погладить — и по целым часам не откликалась на зов, если не желала его видеть.

Урлинг, по-настоящему уважавший только собак, считал, что красивая безделушка, которой в его глазах была домашняя кошечка, должна быть под рукой, когда Хозяину хочется ее ласкать, и по временам, видя кошку, приходил в настоящую ярость, которую стоило немалого труда сдержать. Его талант общения с живыми существами был слабоват для того, чтобы расположить к себе независимую кошку, а понимание собственной слабости не делало Урлинга сильнее. Манефа прекрасно все чувствовала; в отместку она забиралась в темные закоулки, пряталась в подвале и на чердаке, бродила по забору, дразня и доводя до исступления собачью стаю, и делала Урлингу мелкие кошачьи гадости.

Приятная жизнь, нечего сказать.

Живи Урлинг в городе, Манефа ушла бы, чуть-чуть окрепнув. Город она прекрасно знала и могла в нем выжить, найдя себе занятие или даже другого Хозяина по сердцу. Но Урлинг, на ее беду, жил в безлюдной глуши, где на сотню километров кругом стоял враждебный лес, совсем чужой для Манефы. В ранней юности кошка пыталась привыкнуть к бродячей лесной жизни — уходила на целые недели — но домашнее воспитание тянуло к горящему камину, к сливкам и вареной курятине, к тихим вечерам на крыше, под самой луной… и даже к дурням-псам, которые загоняли ее на дерево, а потом прыгали и гавкали вокруг.

Не складывалось. А потом Манефа стала взрослой.

Она каталась по коврам Урлинга, оставляя на них шерсть, и вопила кошачьи любовные призывы, которых заведомо никто не слышал и над которыми потешались псы. Хозяин высказался в том смысле, что если ей все равно, где орать, то, по его мнению, она должна орать в лесу. Манефа ушла.

Орала в лесу. А лес был достаточно диким и глухим, чтобы призыв был услышан. Здесь, далеко за городом, в самой чаще, у скальной гряды, водились рыси.

И на призывы Манефы откликнулся Неру, первая любовь, коготь в сердце. Шикарный кот с насмешливой и равнодушной располосованной мордой. Пятнистый вихрь, безупречная боевая машина.

Его прельстила не сила, Манефа не надеялась. Экзотика.

— Тебе, конечно, лучше вернуться под крышу, детка, — сказал он после недели сплошной любви. — Здесь такой, как ты, котят не поднять. Хотя ты, конечно, хорошенькая.

В ответ Манефа перекинулась.

Она вернулась домой, принеся в себе будущих котят. Урлинга это вовсе не обрадовало.

— Мне одной кошки хватает с избытком, — мрачно говорил он знакомым, — а тут изволь возиться с целым выводком. Хоть топи их, право…