Адриан Чайковский - Дети времени [litres]

С каждым поколением немного больше голосов выражают несогласие, но пока превалирует прежний стойкий мем. Ведь разве Посланник не вмешался во время великой войны с муравьями, когда никому не понадобилось просить о помощи? Если в планы Посланника включена помощь народу Порции, тогда эта помощь придет без всяких просьб.

«Зачем ты пришла ко мне? Я не пойду против Храма», – говорит ей Порция как можно решительнее.

«Потому что я помню тебя еще с тех времен, когда мы были настоящими сестрами. Ты хочешь того же, что и я, просто не настолько сильно».

«Я не стану тебе помогать, – заявляет Порция, и ее усталость добавляет фразе непререкаемости. – Да и вообще сейчас нельзя обращаться к Посланнику с ответом. Нашим людям Храм нужен как источник уверенности. Твои эксперименты, скорее всего, лишат их этого – и ради чего? Ты не добьешься желаемого – и это вообще недостижимо».

«Я хочу кое-что тебе показать».

Бьянка неожиданно подает сигнал – и несколько самцов вносят подвешенное между ними тяжелое устройство, двигаясь боком, и ставят свою ношу на туго натянутый пол, который под весом немного прогибается.

«Давно известно, что некоторые вещества странно реагируют с металлами, – напоминает Бьянка. – При соединении в должном порядке по металлам и жидкостям идет некая сила. Ты должна помнить такие эксперименты со времен нашего обучения».

«Курьез, и только, – вспоминает Порция. – Это используют, чтобы покрыть металл другими металлами. Помню, что какую-то муравьиную колонию убедили взяться за эту работу, и они создали удивительные вещи. – Эта память из времен относительно невинной юности придает ей немного сил. – Только очень много едких испарений. Такая работа подходит только муравьям. И что?»

Бьянка занимается своим устройством, которое напоминает те эксперименты из памяти Порции: в нем тоже есть отделения с веществами внутри других веществ, соединенные прутьями из металла. Однако у него есть и другие металлические детали: металл, вытянутый так тщательно, что толщиной он напоминает шелковую нить. Эта металлическая нить туго закручена в колонну. В воздухе что-то меняется, и Порция ощущает, как ее волоски топорщатся, словно в приближении грозы: это явление всегда порождает вполне резонный страх из-за того ущерба, который природный огонь может нанести городу.

«Эта моя игрушка находится в сердце невидимой паутины, – объясняет ей Бьянка. – С помощью тщательной регулировки я могу дергать нити этой паутины. Ну, не чудесно ли?»

Порции хочется сказать, что это чепуха, но она заинтригована – и идея какой-то всеохватывающей паутины привлекательна на интуитивном уровне. Как иначе они могут соединяться с?..

«Ты хочешь сказать, что эта паутина – как раз то, через что с нами разговаривает Посланник?»

Бьянка мечется вокруг своего нового устройства.

«Ну, должен же быть какой-то контакт, иначе как бы мы получали послание? А Храм все-таки не желает задумываться. Послание просто «есть». Да, я нашла огромную паутину вселенной – паутину, на которой Посланник играет свое послание. Да, я могу отправить наш ответ».

Даже для Бьянки такая похвальба – смелая и пугающая.

«Я тебе не верю, – принимает решение Порция. – Если бы это можно было сделать, ты уже это сделала бы».

Бьянка гневно топает.

«А какой смысл звать Посланника, если я не услышу его слов? Мне нужен доступ в Храм».

«Ты хочешь, чтобы Посланник тебя узнал, заговорил с тобой. – Значит, этим экспериментом движет эго Бьянки. Она всегда была такой – всегда рвалась помериться лапами со всем на свете. – Сейчас не время».

Порция снова чувствует безмерную усталость.

«Сестра, у нас больше не осталось времени. Ты же это понимаешь, – канючит Бьянка. – Дай мне осуществить мой план. Я не могу предоставить это следующим поколениям. Даже если бы я могла передать это Понимание, будущих достойных поколений просто не будет. Сейчас – или никогда».

«Будут новые поколения. – Порция не вышагивает эти слова – только мысленно их складывает. – Фабиан их видел: живут, как звери, на руинах наших городов, головы забиты Пониманиями, которыми они не могут воспользоваться, потому что вся архитектура мира их матерей исчезла. И какой тогда прок от науки? Какой прок от Храма? Какой прок от искусства, если выжили столь немногие, что им остается только питаться и спариваться? Наши великие Понимания будут отмирать, поколение за поколением, пока оставшиеся в живых не забудут, кем мы были».

Однако эта мысль не завершена: что-то не дает ей покоя. Она ловит себя на мыслях об отборе Пониманий: те потерянные выжившие, видимо, будут иметь какие-то давние Понимания, которые будут помогать им при охоте, и те отпрыски, которые унаследуют эти примитивные Понимания, станут новыми властелинами мира. Однако они унаследуют не только это…

Порция вскакивает, наэлектризованная энергией, словно случайно прикоснувшись не к тому концу установки Бьянки. Ей пришла в голову безумная мысль. Невозможная мысль. Мысль о науке.

Она дает сигнал своим помощникам-самцам и спрашивает, вернулся ли Фабиан. Он вернулся – и она требует его позвать.

«Мне надо поработать в лаборатории, – говорит она Бьянке, а потом нерешительно замирает. Бьянка и так уже наполовину безумна, она – опасный индивидуалист, потенциальный революционер, но никто и никогда не отрицал, что у нее блестящий ум. – Ты мне поможешь? Мне понадобится вся возможная помощь».

Бьянка явно изумлена.

«Для меня будет честью снова работать с моими сестрами, но…»

Она не заканчивает эту фразу, но переводит взгляд на свою установку: она отключена и больше не напрягает воздух невидимой паутиной.

«Если мы добьемся успеха, если выживем, я приложу все силы, чтобы донести твою мольбу до Храма. – И еще одна бунтарская мысль, принадлежащая самой Порции. – Если мы выживем, то добьемся этого своими силами, а не с помощью Посланника. Сейчас мы остались одни».

– Мейсон!

Задремавший над своей работой Холстен вздрогнул и чуть не упал с кресла. Гюин стоял у него за спиной.

– Я… э… что-то случилось?

Секунду он ломал голову, пытаясь вспомнить, успел ли он уже закончить те переводы, которые заказывал капитан. Но – да, он отправил их лично Гюину вчера, так ведь? Неужели тот уже их прочел?

По лицу Гюина ничего понять не удавалось.

– Мне нужно, чтобы ты пошел со мной.

Тон вполне мог соответствовать предположению, что Холстена должны сейчас расстрелять за какое-то предательство, направленное против диктаторского режима Гюина. Только отсутствие сопровождающей группы безопасников немного успокаивало.

– Ну, я… – Холстен неопределенно махнул рукой в сторону своего пульта, но, по правде говоря, в последние несколько дней он растерял интерес к работе. Она стала однообразной, утомительной и на чисто личном уровне, гнетущей. Возможность сделать перерыв – пусть даже и в обществе Гюина – стала невероятно привлекательной. – Что тебе надо, шеф?