Айзек Азимов - Харон обратно не перевозит

Она провела минут двадцать, разыскивая купальный костюм и так и не найдя его, махнула рукой. Она решила, что это не имеет никакого значения скорее всего, там никого не будет.

Пикник был самый простой. Она собрала все минут за пять — целую банку консервированного тунца, черствый домашний пирог, испеченный за день до этого (как раз на некоторое время в сеть подали электричество) и сморщенные, червивые яблоки, собранные в соседнем саду и пролежавшие всю зиму в другом доме, в котором был погреб.

Она слышала, как Бен возился в гараже, отливая бензин из банки, извлеченной из тайника. Он отмерил его так, чтобы в бензобак влить ровно на десять миль пути. И такое же количество в запасную канистру — на обратный путь. Канистру, приехав на пляж, надо будет получше спрятать.

Теперь, когда решено было окончательно, что они едут, в ее голове начали угрожающе возникать всевозможные «а что, если…». Но она твердо решила, что не передумает. Определенно, раз в четыре года можно рискнуть. И съездить к морю. Это не так уж и часто. Она думала об этом весь последний год, и вот она собиралась и получала удовольствие от сборов.

Она дала Малышу яблоко, чтобы тот был при деле, и уложила еду в корзинку, все время крепко стискивая зубы, и твердо сказала сама себе, что больше она не собирается забивать себе голову всякими «что будет, если…» и что, в конце концов, она намерена хорошо отдохнуть и развлечься.

Бен после войны отказался от своего роскошного «Доджа» и завел маленький, дребезжащий европейский автомобиль. Они уютно упаковались в него: еда и армейские одеяла на заднем сиденье, а также ведерко и совок, чтобы играть в песке, а сами они сидели на переднем сиденьи, и Малыша она посадила к себе на колени, и его волосы щекотали ей щеку, когда он оглядывался.

Они тронулись по пустой дороге.

— Помнишь, как здесь было раньше в уик — энд? — сказала она и засмеялась. — Бампер к бамперу — нам это тогда так не нравилось.

Проехав немного, они обогнали какого-то пожилого на велосипеде, в яркой рубашке, выбившейся Из-под джинсов. Трудно было сказать, мужчина это или женщина, но оно им улыбнулось, и они помахали в ответ и крикнули:

— Эгей!

Солнце припекало, но когда они приблизились к берегу, подул свежий бриз, и она ощутила запах моря. Ее охватило такое же чувство, какое она испытала, когда увидела море в первый раз. Она родилась в Огайо, и ей было двенадцать, когда ее взяли с собой в поездку, и она первый раз ступила на широкий, плоский, солнечный, песчаный пляж и вдохнула этот запах.

Она крепко сжала руками Малыша, хотя тот протестующе извивался и корчился, и прильнула к плечу Бена.

— О, как все хорошо! — сказала она. — Малыш, сейчас ты увидишь море. Смотри, дорогой, запоминай этот вид и этот запах. Они восхитительны.

Малыш продолжал корчиться, пока она его не отпустила.

И наконец показалось море, и оно было именно таким, каким оно было всегда — огромное и сверкающее и создающее шум, как… Нет, оно смывало все голоса войны. Как черное звездное небо, как холодная и равнодушная Луна, море также пережило все, что было.

Они миновали длинные кирпичные душевые, оглядываясь вокруг, как это они всегда делали. Дощатый настил между душевыми действительно исчез, как и предсказывал Бен. От него не осталось ни щепки.

— Давай остановимся у большого душевого павильона.

— Нет, — ответил Бен. — От него лучше держаться подальше. Еще неизвестно, кто может оказаться там, внутри. Я еще проеду малость.

Она была счастлива, так счастлива, что не возражала. Впрочем, ей и самой показалось, что она заметила в последней душевой темную фигуру, которая тут же спряталась за стену.

Они проехали еще милю или что-то вроде, затем съехали с дороги, и Бен подогнал автомобиль к группке чахлых кустов и деревьев.

— Все будет прекрасно, ничто не испортит нам субботы, — сказала она, вынося из машины вещи, приготовленные для пикника. — Ничто! Пошли, Малыш!

Она стряхнула с ног туфли и помчалась к пляжу, и корзинка качалась на ее руке и задевала коленку. Малыш легко выскользнул из своих домашних тапочек и припустил за ней.

— Ты можешь сбросить одежду, — сказала она ему. — Здесь же никого — никого нет.

Когда, чуть позже, к ним присоединился Бен, который задержался, чтобы спрятать бензин, она уже постелила одеяла и растянулась на них в своих красных шортах, в лифчике и в том же неизменном зеленом платке, а Малыш, голый, коричневый, плескался с ведерком на мелководье, и капли морской воды падали с его волос и стекали по спине.

— Гляди, — сказала она, — насколько достает взгляд — никого. Совершенно другое чувство, чем дома. Там ты знаешь, что вокруг тебя в домах есть другие люди, а здесь такое чувство возникает, что мы тут одни — единственные, и ничто не имеет значения. Мы, как Адам и Ева — ты, я и наш ребенок.

Он лег на живот рядом с ней.

— Приятный бриз, — сказал он.

Они лежали плечом к плечу и наблюдали за волнами, за чайками, за Малышом, а позже сами долго плескались в прибое и съели ленч, и снова лениво лежали на животах и глядели на волны. Потом она перевернулась, чтобы увидеть его лицо.

— Около моря все становится безразличным, — сказала она и положила руку на его плечо. — И мы всего лишь часть всего этого — ветра, земли, и моря тоже, мой Адам.

— Ева, — сказал он и улыбнулся, и поцеловал ее, и поцелуй продлился гораздо дольше, чем обычно.

— Мира, Мира.

— Здесь никого, кроме нас.

Она села.

— Я даже не знаю, есть ли около нас хоть один доктор? Боюсь, что с тех пор, как эти беспризорники убили Пресса Смита, никого не осталось.

— Мы найдем доктора. Кроме того, у тебя ведь в тот раз не возникло затруднений. Черт, это было так давно.

Она ушла из его объятий.

— И потом я люблю тебя. И Малыш, ему будет уже больше четырех к тому времени, когда у нас появится еще один.

Она встала и потянулась и бросила взгляд вдоль пляжа, а Бон обнял ее за ноги. Она посмотрела в другую сторону.

— Кто-то идет, — сказала она, и он тоже вскочил на ноги.

Пока еще далеко от них, но направляясь к ним, по твердой мокрой полосе у самой воды шли деловой походкой три человека.

— Ты захватила гаечный ключ? — спросил Бен. — Положи его под одеяло, сама сядь сверху. И будь внимательна.

Он натянул свою тенниску и заткнул молоток за пояс, за спиной, так, чтобы его прикрывала незаправленная пола тенниски. После этого они стали ожидать приближения чужаков.

Все трое были лысые и без рубах. Двое носили обрезанные по колено джинсы и широкие пояса, на третьем были изношенные шорты и красная кожаная шапочка, а за поясом у него, прямо за пряжкой был заткнут пистолет. Он был старше своих спутников. Те выглядели еще совсем пацанами и держались чуть сзади, предоставляя ему инициативу. Старший был маленького роста, но выглядел крепышом.