Хелью Ребане - Не все деревья одинаковые

Оглядываясь назад, постоянно вспоминаю тот вечер.

…Это была любовь с первого слова. Влюбиться с первого взгляда у нас невозможно.

В тот знаменательный вечер, получив, как и все мужчины, на работе флакон духов для жены, как всегда, «Шанель», теперь уже номер пятьсот (каждый год эта древняя фирма разрабатывает одну-две новые вариации), я скользил по туннелю домой, решительно ничего нового не ожидая. Я прекрасно знал, как пройдет вечер.

В уютном домике (анахронизм, конечно, но это прихоть финансиста, пожертвовавшего когда-то на строительство нашего города), на сияющей чистотой кухне меня ждет ослепительно красивая женщина. Стол накрыт. И дом, и эта женщина не те, что вчера. Но иногда я начинаю в этом сомневаться. Ведь стоит лишь открыть дверь, как она произносит всегда одни и те же слова: «Добрый вечер, дорогой! Ты устал? Сейчас будем ужинать».

Правда, одного взгляда в окно достаточно, чтобы сомнений не было — тёмные силуэты деревьев медленно проплывают мимо. Подчиняясь генератору случайных чисел, гигантский круг, на котором расположены дома, непрерывно крутится. То быстрее, то медленнее… То, остановившись на мгновение, начинает крутиться в обратную сторону.

А гигантский центр, где мы, мужчины, работаем, и цилиндрические туннели, ведущие к домикам, напоминающие мне рукав старинного аэропорта, неподвижны. Поэтому тот дом, что был вчера, и та женщина сегодня уже уплыли.

Иногда во мне пробуждалось почти непреодолимое желание ответить на ежевечернее сияющее приветствие грубостью. Но я позволял себе только вопрос:

— Как тебя зовут?

Реакция всегда одинаковая. Испуганное недoумение. Ещё бы. Имена отменили двести лет назад.

Я прекрасно понимал, чем рискую, задавая этот вопрос. Когда-нибудь какой-нибудь из этих лучезарно улыбающихся штампованных женщин взбредет в голову донести на меня. Но, кто знает — может, именно этого я и хотел…

В последнее время всё мне стало безразлично. Всё, что могло случиться, лучше, чем это. Двести лет подряд тебя встречают одними и теми же словами. Не знаю, можете ли вы себе это представить.

В тот вечер, войдя в дом, я удивился — свет на кухне не горел.

Я не сразу заметил её в темноте. Она стояла у окна.

— Добрый вечер, — сказал я, включив свет.

Она стояла вполоборота ко мне, скрестив руки на груди, отрешенно глядя на плывущие за окном тёмные силуэты деревьев, и даже не шелохнулась. Ослепительно красивая. Точно такая же, как все. Стол не был накрыт.

— А ужин? — глупо спросил я.

— Ужина не будет, — вызывающе ответила она, прошла мимо меня и удалилась в спальню, всем своим видом давая понять, что я её раздражаю.

Меня потрясли и её слова, и презрительный взгляд, брошенный в мою сторону.

Приготовить еду в нашей кухне, оснащённой техникой и поступающими из люка в стене продуктами, просто. Чем я и занялся, обиженный. Но… какую ностальгию навеяло её странное поведение! Напомнило мне старые добрые времена, несколько сотен лет с небольшим назад. Словно провинившийся муж слишком поздно вернулся домой. Я ещё помню те времена, молодёжь, конечно, уже нет.

Впрочем, у нас понятие «молодёжь» относительно. Все мужчины имеют одинаковую идеальную юношескую внешность. Все женщины — это штампованное издание допотопной «мисс Вселенной» две тысячи двухсотого года.

Какие дебаты тогда велись, какую выбрать внешность для женщин, какую для мужчин! Мужчины у нас тоже все одинаковые красавцы. По образцу и подобию «мистера Вселенной» того же года. Единственная причина, почему внешность женщин отличается от внешности мужчин и почему вообще остались те и другие, по-видимому, кроется в том (я точно не знаю, но подозреваю), что финансист, чьи идеалы равенства у нас воплощены, был неисправимым бабником.

День рождения у всех нас тоже отмечается в один день. Чтобы никому не было обидно. И подарки все дарят друг другу одинаковые. Жены — бутылку старинного (я уже давно догадался, что это подделка) коньяка «Hennessy плюс Равенство». Мужья дарят женам духи, неукоснительно «Шанель». Вы, конечно, понимаете, что все женщины у нас благоухают шанелью , а от мужчин по праздникам разит… хм… равенством.

Впрочем, «жены», «мужья»… архаизм. Слово осталось, но раньше такую женщину, уплывающую на следующий день вместе с домом в другие руки, называли бы несколько иначе. Тут всё продумано. Если бы не такая смена , могла бы возникнуть привязанность. Какое уж тогда равенство .

Поужинав в одиночестве, я, прихватив подарок, вошел в спальню. Она и там стояла, глядя в окно, за которым в темноте еле угадывались медленно плывущие черные силуэты деревьев. Лишь время от времени ее лицо освещалось светом проплывающей среди деревьев ярко горящей буквы «Р».

О случаях необычного поведения положено сообщать. Такое произошло впервые за сто, может быть, триста лет. Впрочем, мне глубоко плевать на их порядки.

Вдруг она что-то сказала. Нет, мне не послышалось. Глядя в окно, она задумчиво произнесла:

— Не все деревья одинаковые.

Какое-то время я молчал, потрясенный ее безрассудной смелостью, а еще больше тем, что она это заметила .

— Да, — сказал я, — не все.

Она вздрогнула, резко повернулась ко мне. Враждебно глядя на меня, спросила:

— Ты донесешь на меня?

— Нет. Хотя, похоже, ты этого очень хочешь.

— Так вот, знай, — решительно продолжила она. — Мне плевать.

Ничего более потрясающего она не могла сказать.

— Я рад, — сказал я.

— Идиот. Ты не понял — я не боюсь тебя. Мне все равно.

— А мне уже — нет. Я понимаю, как ты устала. Давай разденемся и ляжем в постель.

— «Ты устала», — раздраженно сказала она, передразнивая меня. — «Давай разденемся!», «Ляжем!»… Я буду спать в гостиной.

Гостиная. Да, в доме есть и «гостиная». Только вот гости… Нонсенс. В гости ходят, чтобы, как говорили в старину, себя показать и на других (других, не таких, как ты сам) посмотреть. Как вы понимаете, у нас достаточно подойти к зеркалу и ты «в гостях».

Ее раздражение… Мне почему-то раньше не приходило это в голову — оказывается, в моих словах тоже нет ничего такого, чего не сказал бы на моем месте любой другой «мистер Вселенной».

Я растерянно протянул ей красиво упакованную коробку с духами.

— Вот, подарок…

— Нет, — сказала она. — Это не подарок.

— Вот как? Это почему же?

— То, что дарится одинаково всем, не подарок.

Она метнула на меня презрительный взгляд и отвернулась.

Я поставил коробку рядом с ней, на подоконник. Мы помолчали, глядя на движущиеся силуэты деревьев за окном.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Я вдруг понял, что надо спросить именно это.