Ия Корецкая - Счастье для всех даром (СИ)

Она увидела его в холокамеру, за забором летней резиденции О’ Хиггинсов.

Они все жевали бетель: дочь верховного судьи, троюродный брат президента, племянник епископа. В последнее время опрощение стало модным — они бросили юзать и перешли на легкие природные стимуляторы, коку и другие листья. Уходили на яхте, снова закидывались и занимались сексом. Когда становилось скучно, подглядывали за прислугой в домиках и кустах. Открылось несколько интересных вещей, но они ничего не сказали секьюрити. Вместо этого Мигель поймал хорошенькую горничную и пригрозил ей потерей места. Она ударилась в слезы, что всем ужасно понравилось, и с тех пор они забавлялись с ней как хотели, по очереди и вместе — это было самое интересное переживание в то лето.

Молодой человек в чем-то облегающем, вроде полевой формы стоял на подъездной аллее перед воротами. В руках у него был обрубленный цилиндр непохожий ни на что, виденное ей прежде, и весь он был какой-то нездешний. Не успела она удивиться, как посторонний попал в запретную зону частного побережья и посмел приблизиться к вилле — человек расправил тонкую рамочку за плечами, и плавно поднялся в воздух. Она едва успела зажать себе рот рукой.

— Реймарк, Сусанна, какого черта вы там возитесь? Идите отвлеките охрану. Да, нужно сейчас, и придумайте что хотите. Я сделаю вид, что беру машину. Вернусь и узнаете, всё, пока!

Она наскоро замотала парео, набросила на голову шарф и стремительно выбежала на движущуюся дорожку мимо теннисных кортов и кортов поло, в гараж, где стоял вертолет, несколько амфибий и десятки машин, она проскользнула между хищными закругленными силуэтами, не успев подумать что надо сказать и сделать. Она только смутно догадывалась, кто это такой: один из полоумных атеистов и коммунистов с далекого берега, совсем новая будоражащая загадка, часть жизни, которая была — даже для неё — недоступной и до смерти пугающей. Чтобы не говорить об этихсо страхом и презрением как старшие, они с друзьями привыкли смеяться — до колик, над очередными постановлениями, причитаниями о труде, равенством всех нищих.

— Что вам здесь нужно? — выпалила она, задрав голову. — Немедленно убирайтесь!

Парящая над воротами фигура снизилась, и некоторое время рассматривала её, очень холодно, несмотря на роскошные волосы, гладкую кожу и полупрозрачную ткань. Наконец он отозвался официальным тоном.

— Вы проживаете в этом доме? — голова небрежно мотнулась в сторону резиденции, холмов, пляжей как будто этот пролетарий с детства привык к роскоши.

— Я гощу в одном из поместий моих друзей, — отозвалась она так надменно как умела, — а вам-то что? Если вы пришли собирать пожертвования, здесь не подадут.

— Возможно, вы захотите передать своим друзьям, что их самовольно захваченное поместье, — он иронически выделил это слово, как будто передразнивая чьё-то жеманство, и кровь бросилась ей в лицо, — действительно преграждает пути миграции форели и некоторых видов редких животных. Стена и скоростное шоссе, пересекающее заповедник и проложенное вопреки даже вашим законам…

— Да вы рехнулись! Эта земля принадлежит семье уже пятьдесят лет, и никто не посмеет поднять руку…

— Это действительно не в моей компетенции, — ледяным голосом осадил он её напор, — вопросами перераспределения заграбастанной несколькими семействами земли и присвоенной собственности займется будущее народное правительство. Я представлю экспертное заключение, о котором меня просили в биологическом институте.

— А кто вы такой?! Я имею право знать, кто нам угрожает!..

— Моя фамилия Корин, и я работаю в консульстве Объединенного Союза. По образованию эколог, имею эквивалент вашей докторской степени в Московском университете и преподаю в Сорбонне.

Коротко кивнув, словно бросая вызов врагу, он потянулся к заплечной рамке.

- Стойте, пожалуйста! Так нельзя. Меня зовут Вероника.

Она рассказала Корину о том, что мечтает учиться в Сорбонне — глядя на него трагическими, с поволокой глазами — и о том как несправедливо, что они отгородились от всего остального мира и ненавидят каждого, кто хорошо живет, и завидуют простым радостям; и что их врач — из простой семьи, только он долго учился, и добился в жизни многого; и как она любит смотреть на картины в галерее епископа, иногда часами стоит и впитывает душу произведения, а полотер напился и накарябал на полотне 17-го века неприличное слово, и она плакала; и как она в детстве обожгла колено, помогая готовить рождественский торт для бедных малышей — смотрите, прямо вот тут.

Он оказался очень внимателен, из глаз этого медведя ушел прежний холод, и только когда он, взяв её за руку, посоветовал готовиться к переменам в жизни, да ещё когда интересовался, что случилось с вандалом-уборщиком и где он теперь — что-то царапнуло её.

— Ты понимаешь, что он мог с тобой сделать? — сердито спрашивал Мигель, а вся компания, сгрудившись, рассматривала подарок — голозначок с евразийскими видами. — У них гравиторы, парализаторы, по слухам — аппараты искривления пространства, а их солдатня носит защитное поле. Мерзавцы, шпионы из консульства уже в собственном доме учат нас жить, настала пора вычистить заразу!

— Откуда там такое оружие? — спросил Реймарк.

— Захватили Европу и загребли все передовые разработки, — фыркнул Мигель. — У этих фанатиков ума не хватит самим что-нибудь изобрести. Но повсюду растет недовольство диктатурой, и скоро их режиму конец. Так уже случилось лет сто назад, и опять повторится.

— Ты думаешь, это действительно может случиться здесь, — встревоженно спросила Джуди, — если выборы выиграет эта их партия? Они нас всех расстреляют?

— Посмотрим, кто кого, — процедил Мигель, а Вероника рассмеялась и сказала, что если они придут к власти, им захочется попробовать что-то получше своих чумичек — и она не против стать подругой пролетарского диктатора и подписывать расстрельные списки, в этом есть своя изюминка, и возможно ей доведется спасти кого-нибудь.

А ещё через полгода они сидели всю ночь у визоров и смотрели на нового красного президента республики, который не был уже президентом, на народную милицию и трудовые советы. Остатки разоружаемых офицеров взбунтовались, но потерпели поражение, а частные армии банкиров и охранники бросили посты и разошлись. Исчезли слуги, и впервые Веронике с матерью пришлось самим готовить себе завтрак.

Утром вежливо позвонили в дверь, по парадной лестнице огромного холла поднялся Корин — и Вероника никому в жизни так не радовалась как ему. Она грациозно побежала навстречу, раскинув руки — и наткнулась на чей-то ненавидящий взгляд.