Чэнь Цюфань - Мусорный прибой [litres]

Непростой план, но самая сложная его часть уже почти выполнена.

…два метра, один метр. Юноша наконец-то добрался до верха лестницы. Но не стал надевать перчатки с присосками. Вместо этого он покрепче ухватился за лестницу и принялся раскачиваться вперед-назад, будто маятник.

– Что он делает? – раздраженно спросила Суг-Йи.

– Томас… увлекается паркуром, – тихо ответила молодая девушка с камерой, продолжая снимать.

Значит, его Томас зовут. Нынче в организации стало очень много новых членов, молодых идеалистов с опытом в разных областях, и у Суг-Йи уже не получалось знать их всех по именам. Хорошо быть молодым. В большинстве случаев.

Томас продолжал раскачиваться, на ходу рассчитывая угол и расстояние. Ему придется отпустить лестницу в крайней точке траектории, прыгнуть вверх и развернуться в прыжке на девяносто градусов, чтобы ухватиться за край фальшборта. Для этого потребуются вся его сила, гибкость и сосредоточенность.

– Томас, прекрати! – закричала Суг-Йи. – Не прыгай!

Поздно. Она увидела, как молодое тренированное тело взлетело в воздух, казалось, на мгновение застыв на ветру, а потом медленно и изящно развернулось на четверть оборота. Его ладони хлестко ударили по фальшборту, стальные листы загудели, а его тело опустилось вниз, повинуясь тяготению. Ему оставалось лишь согнуть руки и напрячь пресс, выполняя идеальный гимнастический номер.

Суг-Йи уже была готова зааплодировать столь дерзкому номеру.

Возможно, причиной тому был ветер, возможно – оставшаяся на крае фальшборта вода из шланга, но раздался пронзительный скрип, и руки Томаса соскользнули с борта. В панике он попытался схватиться рукой за болтающуюся лестницу, но момент инерции швырнул его прямо на борт судна. Раздался громкий резкий хруст ломающегося щитка, и шея Томаса согнулась под неестественным углом. Его пальцы разжались, и он снова полетел вниз.

Его тело ушло в воду с почти неслышным всплеском, и это зрелище будто отпечаталось в глазах Суг-Йи.

Девушка с камерой не шевелилась, остолбенев. Камера на ее голове продолжала снимать, записывая сопровождающие происходящее крики и вопли. Потом эти кадры покажут везде, и в прессе, и в Сети, где комментаторы назовут его «рекрутинговой рекламой» Организации «Цветок мать-и‐мачехи». Какой бы лозунг придумать этой рекламной кампании? «Юность – не значит «глупость»?

Суг-Йи ошеломленно осознавала то, что произошло у нее на глазах. Не отдала приказа выловить тело, даже не пошевелилась. Ее лицо было каменным.

Это действительно того стоит? Непонятно, задавала она этот вопрос Томасу или самой себе.

«Долгое Процветание» продолжало набирать скорость и доворачивать в сторону скоростного катера. Капитан катера, не получив от Суг-Йи никаких приказаний, тоже ничего не предпринимал. «Цветок мать-и‐мачехи» ударился о корпус грузового судна, его тащило в сторону, раздался глухой скрежет деформирующегося металла, заглушивший все остальные звуки. Члены экипажа катера хватались за все, что попадалось под руку, чтобы не упасть в воду с кренящейся палубы. Ледяная вода и пена начали захлестывать катер.

Катер начал тонуть.

Изумительная в своих подробностях деревянная модель джонки ручной работы, стоящая в центре стеклянной витрины, была покрыта красно-коричневой морилкой, дабы придать модели антикварный вид. Вокруг витрины не было голографического изображения; его заменяла нарисованная от руки карта Кремниевого Острова – на самом деле полуострова, соединенного с материковым Китаем перешейком, и моря вокруг него. Однако все называли его островом. Было видно, что рисовавший карту слишком сильно старался показать природную красоту местных ландшафтов и перестарался с красками, отчего картина выглядела неестественной.

– …это символ Кремниевого Острова, знаменующий хороший урожай, процветание и гармонию…

Скотт Брэндл зачарованно смотрел на модель корабля, едва слушая трескотню экскурсовода. Цвет и фактура дерева, а в особенности выпуклые, будто наполненные ветром паруса, напомнили ему приготовленных на пару омаров, которых им подали вчера вечером на приеме. Он не был ни вегетарианцем, ни ревностным сторонником Всемирного Фонда Дикой Природы, но тот факт, что на тарелке лежала третья клешня, а панцирь омара, судя по всему, был аккуратно подштопан, заставил его задуматься. Мысль, что «дикий омар», наделенный лишней конечностью, был выращен на мореферме поблизости, совершенно лишила его аппетита, и он лишь с удивлением смотрел на жизнерадостно кушающих китайских чиновников.

– Мистер Скотт, что вы хотели бы посмотреть завтра? – спросил на местном тополекте Директор Линь Йи-Ю, уже выпивший.

Чень Кайцзун (или Цезарь Чен, как звали его в Америке), помощник Брэндла, не стал поправлять ошибку Линя, перепутавшего имя и фамилию американца, и перевел все его слова буквально.

– Я хочу получше понять Кремниевый Остров, – ответил Скотт.

Хотя он тоже выпил немного байцзю – крепкого спиртного, без которого было немыслимо любое китайское официальное мероприятие, – он был практически трезв. И пропустил в своей фразе слово «по-настоящему».

– Хорошо, хорошо.

Директор Линь, с красным от байцзю лицом, повернулся и что-то сказал остальным чиновникам. Все громогласно расхохотались. Кайцзун стал сразу переводить фразу.

– Директор Линь сказал, что обязательно удовлетворит ваше желание.

Они уже проторчали больше двух часов в Музее Истории Кремниевого Острова, с его выкрученными на максимум кондиционерами, и, казалось, этому не будет конца. Экскурсовод без умолку тараторил на английском, с сильным акцентом, переводя их из одного ярко освещенного зала в другой. Перемежая древние стихи цитатами из правительственных документов, демонстрируя восстановленные фотографии, инструменты и старинные артефакты, поддельные летописи и диорамы с пластиковыми манекенами, экскурсовод излагал более чем тысячелетнюю историю Кремниевого Острова, первые упоминания о котором датировались девятым веком.