Вадим Панов - suMpa [litres]

– Улица обычная, – подтвердил А2, мягко накрывая ладонью руку женщины. – Но мы с Филипом наполнили ее магией.

Улица действительно выглядела заурядно: припаркованные у тротуара машины, самые обыкновенные прохожие, стайка подростков, семейная пара олдбагов, настолько дряхлых, что на их красные цифры смотрели без всякой опаски, компания в офисных костюмах, идут обедать в небольшое кафе, два велосипедиста…

– Что не так с улицей? – не выдержал дядя Сол.

– Почему с ней что-то должно быть не так? – удивился Паркер. На этот раз он не смутился, видимо, поддержка Феллера придала Филипу сил.

– Она нарисована? – предположил тот Райвуш, который глупее.

– Нет, это самая обычная улица, съемка ведется с нескольких видеокамер, но изображение не подвергается обработке, вы видите то, что происходит в действительности.

– И как долго мы будем смотреть?

– Сейчас все случится, – пообещал Паркер. – Потерпите еще минуту.

Из кафе, в котором исчезли офисные служащие, вышли два бородатых парня с бумажными стаканчиками в руках. Парни что-то шумно обсуждали, не обращая никакого внимания на окружающих, но на красный сигнал среагировали, воспитанно дождались зеленого, шагнули на пешеходный переход, продолжая оживленный разговор, и… И одновременно закричали, когда прямо перед ними на огромной скорости промчался большой черный седан с затемненными стеклами. Машина проскочила в дюйме от бородачей, заставив их не только вскрикнуть, но и отступить. Один из парней уронил стакан, и кофе разлился по мостовой. Седан резко, так, что завизжали тормоза, повернул за угол и скрылся, свидетели происшествия зашумели.

– Завораживает, правда? – тихо спросил Паркер.

– Я ничего не понял, – признался Полуцци. – Что мы видели?

– Это трансляция? – поинтересовалась Томази.

– Прямая, – кивнул А2. Но продолжить не успел.

– Завораживает, – неожиданно согласился Арчер, и его громкий голос заставил притихнуть инвесторов. Все знали о сложных отношениях Арчера и Феллера, поэтому следующая фраза вызвала у инвесторов изумление: – Ребята, признаю: вы молодцы.

Он посмотрел А2 в глаза, кивнул и поднял бокал с шампанским. Паркер улыбнулся и вытер пот.

– Кто-нибудь объяснит, что я только что видел? – спросил дядя Сол.

– Автомобиля не было, – негромко сказал Паркер.

И в зале наступила тишина.

– Седан проехал в двух дюймах от парней, – произнес Феллер, вставая рядом с Филипом. – Бородатые видели его, чуяли его запах и колебание воздуха. Они слышали скрип тормозов. Они полностью пережили этот момент. Момент, которого не было.

– Как ты этого добился? – хрипло спросил кто-то из Райвушей.

– Возможности квантовых чипов, – ответил А2. – Помните, как горячо я настаивал на том, чтобы впихивать в головы людей чипы с опережающими возможностями, а не ту ерунду, на которой настаивала ваша жадность?

– Твое требование обошлось нам в лишний триллион, – проворчал Полуцци.

– Зато мы приобрели колоссальный запас прочности и можем запустить проект «Elysium» без дополнительных вложений.

– Как вы сумели воздействовать на чувства?

– Благодаря тесному сотрудничеству с Чарли и его протезной фабрикой, – рассмеялся А2. И отыскал взглядом Скотта: – Спасибо, брат!

Тот важно кивнул.

– Мы отталкивались от разработок ATQ, за два года разработали нужную технологию и теперь готовы изменить мир и превратить его в наш рай, в наш «Elysium»! В мир, в котором нас будут окружать молодые, красивые люди, свежие и озорные. В мир, в котором над нашими головами никогда не засияют красные цифры.

– Когда? – жадно спросил дядя Сол. Он был самым старым из присутствующих, самым хладнокровным, опытным, но даже он не мог сдержать эмоции. – Когда мы переселимся в рай?

– В августе.

– Почему именно в августе?

– Хочу испортить вам отпуска.

– А2, перестань острить, – попросила Томази.

– Извини, дорогая, не удержался, – Феллер бросил короткий взгляд на бокал с шампанским, который держал в руке. – Я выбрал август, потому что к этому времени мы абсолютно точно закончим переоборудование ar/G. И еще – в честь Октавиана, создавшего грандиозную империю.

Это был небольшой бар в Нью-Йорке, может, в Бронксе, может на Манхэттене или в Бруклине – не важно. Для моей истории не важно, потому что я заглянул в него просто так. Сидел за стойкой, гоняя туда-сюда пустую стопку, и думал… Не важно, о чем я думал, орки, половина из вас не поймет моих слов, а второй половине знать их не надо, чтобы не сойти с ума. Так вот, погруженный в собственные мысли, я сидел за стойкой довольно долго, наверное, с час. Потом снова выпил – в конце концов, нужно было проявить уважение к бармену, который целый час отгонял от меня посетителей, потому что понял, что мне нужно подумать… Так вот, я проявил уважение к бармену, выпил, распорядился повторить, несмотря на то что виски оказался еще более дрянным, чем до начала размышлений, и тут мое внимание привлек настенный коммуникатор, настроенный на новостной канал, – по нему шел репортаж о судебном процессе «Боровиц против штата Нью-Йорк». Тем, кому все до лампочки, напомню, что Боровиц пытался опротестовать запрет на посещение тюрем адвокатами, достигшими возраста suMpa. Запрет ввели после первых уличных расстрелов, «в связи с особой и непредсказуемой опасностью людей, достигших определенного возраста»… Это был один из первых случаев ограничения в правах олдбагов. Процесс изрядно затянулся, после Первой Вспышки о нем вообще забыли, но тогда он привлек всеобщее внимание, и сидящий справа мужик выругался, услышав, как молоденький представитель мэрии откровенно хамит пожилому Боровицу.

Я спросил:

– Задело?

Мужик посмотрел на меня сначала холодно, но, поняв, что я не издеваюсь, расслабился и ответил:

– Это неправильно.

Он пил такой же дрянной виски, как я, что делало нас почти друзьями, был не сильно младше, и потому я не удержался от замечания:

– В мире мало правильных вещей.

Я думал, на этом разговор закончится, однако репортаж о Боровице сменился прогнозом погоды, мой собеседник отключился от аудиоканала коммуникатора и угрюмо рассказал:

– Мне сорок два, и я никому не нужен.

– Когда было иначе?

Он махнул шот виски и хлопнул по стойке кулаком.

– Всего сорок два! – Удар у него оказался вполне приличным, уж в этом, поверьте, я понимаю. Ударом мужик мог проломить голову, но пока я размышлял о его силе, мой собеседник продолжил: – Я великолепно тренирован, могу на спор навалять любому молодому, у меня богатейший опыт… – и тут он наконец сообразил, что услышал нечто неожиданное, и вновь повернулся ко мне: – Что ты сказал?