Дидье Ковеларт - Томас Дримм. Война с деревьями начнется тринадцатого

– Так что? – нетерпеливо спрашивает Лили. – Решать надо быстро. Бренду судят без предварительного следствия: в пятнадцать часов начнется слушание свидетельских показаний, затем обвинительный акт, выступление стороны защиты, вердикт, и, если будет вынесен смертный приговор, его приведут в исполнение немедленно. Теперь я вижу, что ты струсил. Впрочем, она ведь просто твоя соседка.

Глядя ей прямо в глаза, я холодно отвечаю, что Бренда Логан – гениальная художница, прекрасная женщина и все такое. Я говорю долго и сбивчиво, пытаясь скрыть свою ревность. А в сердце поднимается настоящий ураган. Теперь мне кажется, что я люблю и Лили, и Бренду одновременно… Госпожа министр резко прерывает поток моих излияний:

– Значит, ты согласен взять вину на себя?

– Нет. У меня есть другое предложение.

Стратегия сразу возникла в моей голове, словно для цельной картины не хватало только этого кусочка пазла.

– Какое же? – Лили поджимает губы.

– Выдать настоящего виновника: Лео Пиктона.

Она пожимает плечами и запахивает плащ.

– В это время он был уже мертв. А закон Объединенных Штатов не позволит военному трибуналу судить плюшевого медведя.

– Его можно допросить как свидетеля.

– Он ничего не скажет. И вообще, ты единственный, кто слышал его голос. Это призрак, Томас, у него нет правового статуса.

Сделав глубокий вдох, я откидываюсь на спинку сидения и важно заявляю:

– Я, наверное, недостаточно ясно выразился, Лили. Это не обсуждается. Если вы хотите, чтобы я снял с Бренды вину, то виновным я объявлю Пиктона. И точка!

Она смотрит на меня с любопытством. Потом не спеша поправляет локон и слегка хмурится.

– Ты понимаешь, что с тех пор, как Аннигиляционный экран разрушен, его сознание находится в другом мире?

– Я заставлю его вернуться в наш.

– Чтобы вызвать его в суд? И кто же передаст ему повестку?

– Я.

Она нервно накручивает на палец прядь волос и растягивает губы в подобие улыбки.

– Мне нравится, что ты такой упрямый…

Я смотрю на небо. Гроза прекратилась так же быстро, как началась. Я добавляю, что если она хочет поскорее освободить Бренду, то лучше воспользоваться вертолетом. И что по дороге мне надо купить новую одежду: я вымок до нитки, и простуда была бы сейчас совсем некстати.

Лили молча смотрит на меня и наконец произносит, что я становлюсь совсем взрослым. При этом в ее голосе слышится как восхищение, так и беспокойство. Не сводя с меня глаз, она подносит к губам свои часы-видеотелефон и говорит в микрофон:

– Дримм, Робер.

С замиранием сердца я наблюдаю, как Лили слушает гудки. Когда голос моего отца с тревогой произносит «алло», ее лицо озаряется радостью.

«Изображение недоступно», – предупреждает мигающий экран.

Она воркует в телефон:

– Да, дорогой, прости, что не подождали тебя, но Томаса нужно немедленно поместить в карантин…

Искоса взглянув на меня, она продолжает:

– Он в полном порядке, да-да, согласна, конечно, Робер… У нас проблема с вирусом. Цифры еще засекречены, но восемьдесят процентов вакцинированных несовершеннолетних стали переносчиками растительного гриппа. Твой сын – единственный из известных нам детей, кто не подвергся заражению. Министерство здравоохранения хочет выяснить почему и разработать новую вакцину на основе его антител. Первым делом его клетки поместят в культуру с зараженными клетками. Ни о чем не беспокойся. Он, может быть, всех спасет. Гордись им, а я тебя целую, до встречи.

Она отключает связь и оборачивается ко мне с явным облегчением.

– Неплохое я придумала тебе прикрытие, правда? А почему ты дуешься? Ах да… Но в любом случае рано или поздно ты бы узнал. Любовь с первого взгляда – это как удар молнии – от нас не зависит. Я обожаю мужчин с интеллектом, особенно когда за ним скрывается огненный темперамент. Тебе надо быть очень нежным с матерью. Мы будем скрывать от нее правду как можно дольше. И в качестве компенсации я реализую все ее мечты о карьере. И она сразу станет к тебе гораздо добрее, вот увидишь.

Лили глубоко вздыхает и кладет руку на мое колено. В точности как это делал Робер Дримм сегодня утром в машине, когда еще был главным человеком в моей жизни.

– Единственно, о ком я жалею, Томас, это о тебе… Но нельзя же получить сразу все, правда? Я мечтала бы иметь такого сына, как ты…

Я отодвигаюсь от нее и холодно напоминаю, что идет война, завтра мы, возможно, все умрем, не время разводить сантименты.

Она с насмешливой улыбкой усаживается в углу.

– Ты еще слишком маленький, чтобы понять, как это приятно: думать о любви, когда идет война. Эти мысли словно отталкивают смерть.

Я отлично понимаю, о чем она говорит. Но не собираюсь выслушивать ее признания о любви к моему отцу. Надо выкинуть весь этот бред из головы. И вообще, если я слишком мал, то она – слишком стара. И точка.

– Надеюсь, ты не обиделся, Томас?

Не отвечая, я достаю из кармана нетерпеливо вибрирующий телефон. Нет нужды смотреть на имя, которое высвечивается на дисплее.

– Как дела, сынок? – с тревогой спрашивает отец.

– Государственная тайна. Поцелуй маму.

И я разъединяюсь.

Хотя я и пытался подготовить себя к тому, как выглядит район боевых действий, увидев его воочию, я испытал потрясение.

Местность вокруг Зюйдвиля пострадала больше всего. Наш вертолет пролетал здесь позавчера, но сейчас я ничего не узнаю. Дома проломлены упавшими на них деревьями, крыши, улицы – все покрыто слоем пепла. Вместо леса, который тянулся вдоль границы, – обугленные, дымящиеся остатки побоища: череда воронок и обломки бульдозеров и танков.

– Теперь ты понимаешь, почему надо срочно переходить к тактике психологической войны, – замечает Лили Ноктис.

Посреди этого ужаса меня тревожит одно обстоятельство. Нигде не видно того, чем нас пичкали по телевизору: асфальта, вздыбившегося под стремительно растущими корнями. Может, те кадры были подделкой, направленной на то, чтобы нагнать страху? На самом деле то, что я вижу, больше свидетельствует о расправе над деревьями, чем об их нападении на людей. Подозрения, которые я высказал утром отцу, вспыхивают с новой силой. А что, если вирус гриппа-V никак не связан с деревьями? И все это – заговор, сплошная инсценировка? Но кому это нужно и зачем? Вертолет Министерства приземляется перед полностью разрушенным Центром производства антиматерии. Солдаты в противорадиационных костюмах и противогазах проверяют наши пропуска и отводят к грузовику, где нам выдают такую же экипировку. Моего размера нет. Когда Лили снимает плащ, я отворачиваюсь.

С трудом передвигаясь в широченном комбинезоне, я направляюсь туда, где Бренда похоронила моего плюшевого медведя. Мне трудно сориентироваться среди вырванных с корнями деревьев и рытвин от бульдозерных гусениц, изуродовавших землю. Я останавливаюсь посреди этого хаоса. Закрываю глаза и пытаюсь услышать голос, который не оставлял меня в покое со вчерашнего вечера. Ничего. Видно, Пиктон ждет, что я сам его найду. Мог бы по крайней мере подсказывать: «тепло», «холодно».