Дидье Ковеларт - Томас Дримм. Война с деревьями начнется тринадцатого

– Это же эпоха Мин! [9] Эпоха правления династии Мин в Китае (1368–1644) – период расцвета фарфорового дела. – в ужасе мечется наследник, выхватывая оружие из рук своего отпрыска. – Что ты сделал со своей маской, Виктор, ты с ума сошел? Виктория, скорей замени ему маску, он продырявил фильтр!

Правнук широко открывает рот, чтобы зареветь, но мгновенно передумывает, увидев плюшевого медведя.

– Мишка! – взвизгивает он, выхватывая Пиктона у меня из рук.

– Как мило, – благодарит меня отец. – Это его успокоит. Пойдемте, бабушка наверху.

Я с сомнением смотрю на медведя, которого его потомок уже превратил в аэроплан. Но все-таки решаю оставить ученого в кругу семьи, а сам присоединяюсь к Бренде, которую окружили на лестнице и засыпают вопросами о гриппе-V:

– Доктор, по телевизору говорят, что эпидемия еще не затронула Нордвиль, это правда? Почему вы разрешаете этому большому мальчику ходить без маски?

– Маски бесполезны, – сухо отвечает она. – По телевизору вам скажут, что необходимо делать в ближайшее время. Оставьте меня с вашей бабушкой, это вопрос государственной безопасности.

Наследник останавливается на верху лестницы. Я обхожу его и неохотно присоединяюсь к Бренде, которая идет в комнату Лео. Хоть я и злюсь на него время от времени, мне страшно снова оказаться перед его трупом. Я не видел его с тех пор, как пытался спрятать на морском дне, и это зрелище вряд ли поднимет мне настроение.

– Госпожа Пиктон? – негромко говорит Бренда.

– Доктор Логан! – восклицает высокая старуха с голубыми волосами, порывисто вставая с кресла. – Я так волновалась! Где мой муж?

Эдна Пиктон мгновенно понимает всю неуместность своего вопроса. Она быстро оборачивается к женщинам, которые вместе с ней бодрствуют у тела. Они сидят на диванчике, прижатые друг к дружке, как куски шашлыка на шампуре.

– Вы можете идти! – приказывает она. – И не говорите своим мужьям, что я тронулась умом. Меня просто интересует, что будет с душой моего супруга. Имею я, в конце концов, на это право? Давайте возвращайтесь к фуршету, а я хочу поговорить с нашим врачом.

Траурный шашлык покорно снимается с диванчика, скорбными взглядами призывая врача в свидетели.

– С выздоровлением, – приветствует меня Эдна Пиктон, пожимая руку. – Эти стервятники надумали упечь меня в психушку и занять мою виллу, не хочу давать им лишний повод. Как дела, Джимми?

Учитывая обстоятельства, я не напоминаю ей, что меня зовут Томас. Теперь я понимаю, почему покойник так спешил домой. Его подгоняло не тщеславие, а любовь. По крайней мере, желание защитить бедную вдову от наследников.

Я подхожу к покойнику, одетому в костюм с академическими регалиями. После пребывания на дне морском над ним явно потрудились специалисты. И теперь профессор с довольным видом возлежит на двуспальной кровати со сложенными на животе руками в окружении свечей, словно переваривает хороший обед. Я смотрю на этого Пиктона, и меня немного отпускает. Для меня он почти инопланетянин, просто в человеческом обличии. Случайно встретившись в воскресный вечер на пляже у казино, мы успели обменяться всего двумя фразами: «Нельзя запускать змея в такую погоду! Сломаешь!» и «Мсье, что с вами?» – когда железная рама раскроила ему череп.

Я вспоминаю, как придумал замаскировать это невольное убийство под самоубийство. Набил галькой карманы его пальто, отрезал шпагат от моего змея и привязал труп за щиколотки к отплывающему рыболовному катеру… Благодаря этому Пиктона искали целых четыре дня, чтобы извлечь из него чип, и все это время его душа учила моего медвежонка ходить.

– Где Леонард? – повторяет вдова с тревогой. – Вы его принесли, надеюсь?

Я отвечаю, что он в гостиной. Она бросается из комнаты.

– Мадам, – останавливает ее Бренда. – Мне неудобно просить вас об этом, но у меня больше нет сил. Я не спала двое суток, моя квартира опечатана, и только что…

– Никаких неудобств, – отмахивается Эдна, – будьте как дома.

И, опираясь на палку, она устремляется вниз по лестнице, к плюшевому медведю, который позавчера говорил ей о любви, чего она никогда не слышала от своего супруга.

Я смотрю на Бренду, без лишних слов улегшуюся на свободной кровати в метре от трупа, но, услышав истошный крик старой дамы «Леонард!», бросаюсь прочь.

Нетвердой, но стремительной походкой Эдна Пиктон спускается по лестнице по направлению к правнуку, который с увлечением вырезает кусок из плюшевого медведя. Я обгоняю ее и, вырвав у мальчишки ножницы, вызываю бурю негодования у его родителей: в кои-то веки ребенок спокойно играл…

– Вон! – кричит Эдна Пиктон, вцепившись в перила из кованого железа. – Убирайтесь, все! Леонард вас терпеть не может, мы не хотим вас больше видеть! Попробуйте, если сможете, забрать наследство – он оставил только долги! И не тратьте время на то, чтобы упечь меня в богадельню или в психушку, дом все равно мой! Он заложил виллу с правом пожизненного проживания, поняли? Проживания нас обоих! Возвращайтесь после моей смерти! А сейчас проваливайте!

Женщины и дети отступают. Внук-наследник с видом оскорбленного достоинства замечает, что в условиях военного времени с родными можно быть и поделикатнее. Он едва успевает пригнуться, как палка старухи, пролетев над его головой, вдребезги разбивает статуэтку на каминной полке.

– Мин! – вскрикивает он испуганно.

– Подделка, – успокаивает она.

Хлопает дверь, воцаряется тишина. Старуха преодолевает последние ступеньки и, хромая, спешит к распотрошенному медведю. Прижимая его к груди, она рыдает:

– Мой Леонард… Наконец-то ты здесь!

Слова замирают у нее на губах. Она замечает двух «флегматиков» в темно-серых костюмах, которые, пытаясь быть незаметными, стоят у стола и держат в руках тарелки, полные сладостей.

– А вы кто такие? – набрасывается она на них, машинально пряча медведя за спину.

– Похоронная служба, мадам, – смущенно отвечает один из гробовщиков с набитым ртом. – Нам тоже надо торопиться, пока не наступил комендантский час.

– Приходите завтра.

– Но мы должны соблюдать сроки кремации, – возражает другой. – Из-за эпидемии гриппа теперь не дают никаких отсрочек.

– А мне-то какое дело?! – гремит вдова. – Он останется здесь! Визажисты обещали, что грим и все прочее продержится не меньше трех дней.

– Бальзамировщики, – поправляет старший гробовщик с видом уязвленного достоинства.

– Я сказала, сегодня ночью он останется здесь! Уходите!

Гробовщики оставляют тарелки и уходят, с сожалением глядя на столы с почти не тронутыми закусками. Не успевает за ними закрыться дверь, как Эдна живо подносит медведя к лицу.

– Давай, Леонард, теперь ты можешь говорить, здесь все свои. Как ты? Не волнуйся, я тебя зашью. Как же мне тебя не хватало…