Дидье Ковеларт - Томас Дримм. Война с деревьями начнется тринадцатого

– Это нужно для душевного покоя.

– Чьего покоя?

– Бориса Вигора.

Она смотрит на меня с открытым ртом.

– Постой, мы подверглись опасности и проделали такой путь только для того, чтобы доставить удовольствие этому болвану?

– Чтобы освободить его от мук совести. Тогда от Вигора будет больше пользы. Я говорил тебе, что это дерево обращает души, оно умножает любовь. Для того мы и прилетели сюда, объединив наши силы. Любовь Бориса к его дочери, моя любовь к тебе, твоя любовь к предметам, которые ты рисуешь…

– Что ты там назвал после дочери?

– Речь сейчас не об этом, Бренда. Вчера в диспетчерской Министерства ты сказала кое-что очень важное…

– Со мной такое случается. И что это было?

– Ты спросила, как ты смогла получить отсюда мысленный образ этого дуба, если Аннигиляционный экран тогда еще действовал. Ведь он должен был останавливать все радиоволны на нашей границе, чтобы иностранные деревья не передали нам вирус гриппа.

Она хмурится.

– И что я имела в виду?

– Что если прошли хорошие волны, волны созидания, то и плохие прошли бы тоже. Значит, деревья нам их не посылали. Значит, они не объявляли нам войну.

– Постой, Томас… Но грипп-V существует, ты же сам видел…

– Существует, да. И я видел то, что показывали по телевизору. Но сделать фальшивый репортаж несложно. А болезнь можно передать через мозговые чипы. А детям до тринадцати лет – с помощью вакцины.

– Надеюсь, ты не собираешься снова излагать свой бред о Дженнифер?

– Как раз собираюсь.

Она усаживается на торчащий из земли корень, которому удалось приподнять дизельный насос.

– Томас… ты хочешь сказать, что правительство заражает людей специально, для того чтобы они уничтожали деревья? Превращает подростков в растения-монстры, в опасные чудовища, чтобы изолировать их от родных? Но это же чистое безумие! Да и с какой целью? Посмотри, наконец, вокруг! Ты же видишь, в этой стране нет никаких признаков присутствия человека! Деревья здесь полностью захватили власть!

– Нет. Они просто заняли место людей, которых уже не было. Вот что я вижу. Но не исключено, что именно наша страна посылала сюда бомбы с вирусом, чтобы потом переложить вину на деревья. Белки́, которые используются в борьбе с насекомыми, ученые подвергли генной мутации и, начинив ими бомбы, превратили в смертоносное оружие против человека.

Бренда обхватывает голову руками и морщит губы, обдумывая мои аргументы.

– Но тогда почему мы здесь? Если дуб ничего нам не сделал…

– Мы должны попросить прощения у деревьев.

– За что?

– За то, что обвиняли их в убийстве людей. Мы должны очиститься, Бренда. От мыслей о войне, от страха и безумия, которые охватили нашу страну. И во власти Священного дерева сделать это, если мы его попросим.

Она поднимает голову, и я не вижу в ее взгляде прежнего ужаса. Кажется, я смог ее убедить. А вот себя – нет. Непонятная тревога охватывает меня после моих собственных объяснений. Будто в самих словах таится какая-то опасность. А вдруг отец заблуждался? Что, если ритуал, который я собирался совершить, окажется ловушкой? А истина, которая мне открылась, всего лишь отвлекающий маневр?

Я делюсь своими сомнениями с Брендой. Она раздумывает, раздосадованная тем, что так быстро дала себя убедить. Меня это мгновенно отрезвляет. Подозревать манипуляцию в том, что обрело наконец ясность, – это же чистая паранойя.

– Будь осторожен, Томас. Я не хочу, чтобы ты рисковал из-за меня.

Я беспечно пожимаю плечами, чтобы ее успокоить. Мне не впервой рисковать, и она тут ни при чем.

– Понимаешь, – продолжает Бренда, – Священный дуб принял тебя благодаря моей картине. Поэтому я чувствую ответственность за связь, которую он установил с тобой.

Я не возражаю. Мне даже приятно, если она немножко побудет за меня в ответе. Бренда рассуждает вслух:

– Я знаю, ты прав, это дерево совершенно невиновно и может нам помочь. Но есть риск, что с ним произойдет метаморфоза. Все, что мы знаем об этом желуде, нам известно со слов Оливье Нокса. Борис Вигор посадил его в горшок, чтобы исполнить желание дочери. Но откуда он взял этот желудь? Ты точно знаешь, что его дал Нокс? Вигор был твердолобым болваном при жизни и таким же остался после смерти.

Я киваю. Бренда продолжает:

– Его обвели вокруг пальца. А может, даже хуже: все с самого начала придумал Нокс. Чтобы от жалости к маленькой Айрис мы проглотили его наживку.

У меня в памяти всплывает картина: криво сидя на министерском диване, резиновый Борис ценой неимоверных усилий пытается меня предостеречь. «Не надо… этого делать».

– Что ты такое говоришь, Бренда? По-твоему, Нокс вовсе не хочет остановить бунт деревьев, а наоборот, сам его задумал и спровоцировал? Используя нас? А его желудь мира на самом деле – объявление войны?

– Спроси у Священного дерева. Если ты действительно понимаешь язык растений, как понял Райский тис, то действуй. Мне же доступно лишь художественное переживание, пока я пишу картину. И язык деревьев я понимаю, только когда их рисую. Но на это у нас нет времени. Прежде чем мы примем какое-нибудь решение, ты должен подойти к нему и спросить. Я верю в тебя, Томас. Ты первый человек, которому я это говорю. Я верю в тебя и знаю, что не ошибаюсь.

Я молча киваю. Меня потрясли ее слова. Может, она не любит меня, потому что я маленький, но зато понимает, а это даже лучше. Потому что любовь начинается с ложных надежд, а потом затуманивает тебе мозги или вообще сдувается. Но в нашем случае, если я останусь прежним, она всегда будет верить в меня и понимать. А поскольку я совершенно не собираюсь меняться…

С бьющимся сердцем я подхожу к огромному дубу. Обнимаю его ствол, прижимаюсь лбом к коре и закрываю глаза. Поздоровавшись, представляюсь: «Я – Томас Дримм, люблю искусство и деревья. Мы уже разговаривали с вами на картине Бренды. А теперь я пришел, чтобы познакомиться в реальности. Хотя что под этим понимать… Вокруг сплошной обман, и я хотел бы знать, в чем правда, поэтому прошу вас, позвольте мне войти в вашу память».

Я проговариваю эту мысль про себя, сосредотачиваюсь на ней, отсекаю все второстепенное, мысленно заключаю в капсулу и выталкиваю из головы, словно запускаю свой собственный спутник, произнося молитву, которой прошлой ночью научил меня отец:

– Ты, который чувствует, знает и любит, услышь меня и прости. Сотвори из моего зла добро, а из моей немощи – лекарство. Чтобы мы стали одним целым, чтобы всё было во Всём и ничто не прерывалось.

Я трижды повторяю эту молитву, чувствуя, как вибрирует мой голос, как пульсирует кровь в жилах. Прикосновение коры ко лбу ослабевает и исчезает совсем по мере того, как я проникаю внутрь дерева. Время останавливается, я растекаюсь в нем. Пропуская меня из одного древесного кольца в другое, дуб позволяет мне увидеть все, что сохранила его память за те жизни, которые он прожил с тех пор, как на Земле появился Человек. Словно Человек был лишь продолжением мысли дерева, его мечтой…