Александр Шалимов - Перед потопом

— С испанцами сейчас больше всего хлопот, — заметил сзади Юсеф.

— Не только с испанцами, — возразил Мартин Руа. — Итальянцы ведут себя не лучше. Не надо было никого пускать к нам... Климат меняется — привыкай. Люди в Сахаре жили еще до Иисуса Христа...

— Наши с юга тоже бегут, — вздохнул Юсеф. — А куда деваться? Море поднимается, вода в нем отравлена, виноградники засыпает песком. Куда деваться?..

— Французская земля для французов, — объявил Мартин Руа. — Конечно, наших с юга надо было принять, а остальных — извините.

Дюран счел необходимым вмешаться:

— Друзья мои, — начал он, — страны Объединенной Европы уже много десятилетий назад обязались помогать друг другу. Объединение усилий еще более необходимо перед лицом постигшей человечество беды. Нынешняя трагедия коснулась всех. Сейчас главное не в том, кто мы — французы, немцы, датчане, итальянцы или даже испанцы, а в том, что все мы земляне, переживающие новый потоп...

— За грехи наших дедов, — вставил Юсеф.

— Мой дед ни в чем не виноват, — возразил Мартин Руа. — Он был простым нормандским рыбаком, ловил рыбу, пока она была у наших берегов. А когда ее не стало, он поплыл на американском траулере в Арктику и оттуда не вернулся...

— Нет, пожалуй, он тоже виноват, — заметил Юсеф. — Ты говоришь, ловил рыбу. Рыбы в морях давно нет. Ее всю выловили твой дед и другие. Значит, он тоже виноват...

— А ну, помолчите, — сурово сказал Дэн. — Дайте договорить его превосходительству.

— Я же просил не называть меня так, — нахмурился Дюран.

— Извините, мсье...

— В сущности, я сказал все, что хотел... В беде, постигшей нас, самое главное не забывать, что мы — земляне. Только вместе, сообща, сможем как-то противостоять ей... — Дюран прервался, подумав: «А что ты скажешь, если они сейчас спросят: как?»

Но они молчали, только Мартин Руа пробормотал, ни к кому не обращаясь:

— Вообще-то бесполезно, наверно... В Библии предсказано — конец света...

— В огне, — возразил Юсеф. — А теперь совсем другое... В Стамбуле, в мечети Ай-София было пророчество на камне. Все погибнут в пламени атомного взрыва... Изображение взрыва на мраморной плите и морда дьявола над ним. Камень нашли две тысячи лет назад...

— Ты был там? — спросил Дэн.

— Нет, читал...

— Это правда, — подтвердил, не оборачиваясь, секретарь Колэн. — Я был в Стамбуле и видел эти изображения. Это естественный узор на мраморных плитах. Строители их только отполировали, когда строили храм Святой Софии. Плиты найдены в VI веке. С тех пор они в облицовке колонны. Только пророчеств там два. На одной плите атомный взрыв, а на другой, напротив, гибель мира в воде — потоп...

— Ну вот, все правильно, — заметил Мартин Руа.

— А почему бы не попробовать договориться с русскими? — спросил вдруг Бланшар, который до этого не проронил ни слова.

— О чем? — поинтересовался Дэн.

— Обо всем. У них места много. Хватит для всех вместо ковчега...

— Русские предлагали помощь, — пояснил Дюран. — Европарламент будет обсуждать их предложение... Но... они... имели в виду Сибирь.

— А там китайцы близко, — скептически заметил Мартин Руа.

— Ну и что, — крикнул Юсеф, — китайцы тоже земляне...

Вокруг невесело рассмеялись.

— И у них тоже места много, — продолжал Юсеф. — Надо соглашаться на помощь русских, мсье Дюран. Скажите об этом на заседании. Скажите: так думают простые французы.

— Ты замерзнешь в Сибири, Юсеф, — неодобрительно заметил Дэн.

— Не обо мне речь... И потом, я где-то читал, что теперь в Сибири гораздо теплее. Скоро там будут выращивать ананасы и лимоны.

— Все равно их нельзя будет есть, — покачал головой Мартин Руа.

— Ученые придумают что-нибудь. Должны придумать! Зря, что ли, им дают столько денег для науки. Придумали же скафандры, в которых можно выходить на солнце.

— Лучше бы им вообще не давали денег, — жестко сказал Мартин Руа. — Не было бы ни атомных бомб, ни атомных электростанций, ни потопа... Тогда и противосолнечные скафандры не понадобились бы.

— Но тогда не было бы и того, что мы называем прогрессом, — осторожно заметил Дюран. — Ни современных средств информации и связи, ни компьютеров, ни сверхпроводимости, ни таких машин, как эта, ни городов, как Париж, ни современной медицины; не было бы вообще цивилизации. Развитие остановилось бы на уровне каменного века.

— Вы считаете, мсье, что наука пошла оттуда? — поинтересовался Дэн.

— Не буквально, конечно, но наука существует давно и от своего возникновения служит главным двигателем прогресса.

— А когда она стала ошибаться?

— Она ошибалась с момента зарождения. Метод проб и ошибок был и остается ее основным методом. Но значимость и последствия ошибок росли по мере роста возможностей самой науки.

— Значит, надо было послать всех ученых на гильотину еще во время первой французской революции, — решительно заявил Мартин Руа. — Меня, например, вполне устроила бы Франция эпохи Наполеона.

— Ты хочешь сказать, не тебя, а твоих предков — нормандских рыбаков? — усмехнулся Юсеф.

— Думаю, их тоже. Кстати, один из них был солдатом наполеоновской гвардии. Его тоже звали Мартин. Он вернулся домой капралом, но без ноги.

— Ты откуда сам?

— Я родился в Корневиле-сюр-Риль. Берег пролива тоже был там. Но вскоре моим родителям пришлось уходить оттуда. Я вырос в Париже...

«Боже мой, — подумал Дюран. — Он из Корневиля... Несколько лет назад Фиона показала мне шпиль корневильской церкви. Он торчал над поверхностью воды километрах в пяти от берега. Это было в Монфоре. Мы приехали вечером перед самым заходом солнца. Тогда еще можно было появляться при низком солнце рано утром и перед закатом... Залив был спокоен как зеркало. По долине Риля он доходил до Монфора. Нижние дома уже были покинуты, из тех, что располагались повыше, шла эвакуация. Мы долго стояли в том месте, где шоссе уходило под воду. Смотрели, как багровый диск солнца медленно тонет в Ла-Манше. Солнце садилось как раз за шпилем колокольни Корневиля. Когда оно исчезло, Фиона вдруг спросила, почему торопятся с эвакуацией, ведь городу еще ничто не угрожает, люди могли бы жить тут несколько месяцев, или год...

Я что-то сказал ей о предполагаемом быстром наступлении моря, хотя знал, что дело совсем в другом... Она вдруг заплакала и шепнула: «Это конец. Значит, и наш Курсель... Если не доживу, ты должен обещать мне». — Тогда это у нее вырвалось впервые... Я стал успокаивать ее, твердил, что Курселю ничто не угрожает, хотя уже знал — зона Оставленной земли навсегда отрежет нас от этих мест. Конечно, Фиона вскоре поняла, что я лгал. Потом мне приходилось поступать так все чаще, и она не могла не догадываться. Это ускорило трагедию...»

«Элмоб» резко затормозил. Дюран прищурился, глянул вперед. За ветровым стеклом метались пятна мутного света. В косых струях дождя невдалеке поблескивала металлическая решетка поперек шоссе.