Райан Гродин - Город-крепость [litres]

Психологи, на которых настояла госпожа Сан, говорят, что это нормально. Что это симптомы синдрома со странным названием ПТСР. [5] Посттравматическое стрессовое расстройство – тяжёлое психическое состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций, как, например, участие в военных действиях, тяжёлая физическая травма, сексуальное насилие, либо угроза смерти. Чаще всего я верю им. Но иногда… иногда я слышу шёпот Мамы-сан: Это не наш мир. Людям, подобным нам, место в тени.

И иногда, всего лишь иногда, я думаю: а может, она права? Может, я не заслуживаю растянувшегося до горизонта моря или наэлектризованного взгляда Дэя, от которого в сердце моём вспыхивают искры, или благосклонности госпожи Сан?

Другие девочки тоже это чувствуют – эту войну выборов. Первой не выдержала Инь Ю. На четвёртый день в доме Санов мы проснулись, а её циновка была пуста. Вся одежда, которую подобрала ей госпожа Сан, аккуратной стопочкой лежала рядом. Дальше были другие пустые циновки, а потом – уже позже – несколько кроватей в общежитии: уходили девочки из других коридоров. Всегда, всегда они в итоге снова оказывались в Хак Наме, стояли в дверных проходах под алым светом фонариков, брались за старое. Возвращались в тени.

Психологи уверяют, что это тоже нормальная реакция. Раз в две недели вместе с госпожой Сан они ездят в Город-крепость – приглашают вернуться, заманивая их улыбками и чашками ледяного сладкого юаньяна . [6] Юаньян – кофейный напиток на основе кофе, чая и сгущённого молока. Ни разу ещё они не привели сбежавших девушек, зато приносили новости: о новых рейдах службы безопасности, о волне эвикций. Медленно, но верно правительство вычищает город, подготавливает его каркас к сносу. Я больше не возвращалась в Хак Нам, но в стопках газет госпожи Сан то и дело появляются фотографии Города-крепости. Он всё такой же: дома поверх домов, решётки на решётках. Проходы, зияющие как глазницы черепа.

Сложно представить, что в таком месте вообще может быть парк – зелень, солнечные лучи и живые деревья. Цвести красный гибискус и пурпурная бугенвиллея.

Но так будет. Когда-нибудь.

Что же касается Дэя… Он остался в доме отца, занимается с репетиторами, чтобы подтянуть упущенные годы учёбы. Ему открыт целый неведомый мир: университеты и путешествия. Ему нравится рассказывать об этом. А ещё ему нравится говорить в таких случаях мы .

Наш мир стал другим, но одно осталось неизменным. Постоянным, как приливы и отливы.

Каждое воскресение в обед мы едем на юг Сенг Нгои – подальше от задымлённого города и многолюдных набережных, – туда, где пляжи сокровенны, где есть скалы и целые ракушки. Цзин Линь сворачивается на пледе с неизменной стопкой книг, листая страницы и проговаривая иероглифы вслух, преображая линии на бумаге в слова. Мне даже завидно, как быстро она учится. Мы в одной параллели – как и Нуо, и Вэнь Вей, и множество мальчишек-оборванцев. Но так не будет продолжаться долго. Цзин Линь уже завершила первые три книги, которые дала ей учитель, и бесконечно жаждет большего. Думаю, именно потому, что она лучшая в классе, кураторы и позволяют ей держать в школе Чма. Кот стал практически частью её гардероба. Цзин Линь привозит его даже сюда, на пляж, где он терпеливо сидит на краешке пледа и следит за крошечными крабами, иногда вылезающими из нор.

За одним кот как раз сейчас и наблюдает, вздыбив серую шерсть. Если бы у Чма был хвост, он бы обязательно мотал им из стороны в сторону.

– Эй, Мэй Йи! – Цзин Линь открыто смотрит на меня, поднимая голову от одной из книг. Энциклопедии из старой комнаты Хиро. Дэй принёс ей целую стопку. – А ты знала, что в океане под водой есть целые горы?

Я прикрываю рукой глаза и смотрю на воду. Пытаюсь представить под ней громадины гор. Помню, как мы смеялись, когда Синь рассказывала об этом. Казалось невероятным, что такая высота может скрыться на глубине.

Снова смотрю на сестру, и меня пронзает понимание, как же сильно она похожа на мою старую подругу – скрючилась на пледе с книгой, в глазах горит огонь слов. Цзин Линь даже пытается носить волосы в той же косе, которую любила Синь. Каждое утро просит заплести её, и я подчиняюсь. Волосы ещё слишком короткие, и конечный результат получается огрызком. Но я всё равно беру три пряди волос Цзин Линь и сплетаю их в нечто целое. В нечто сильное. Такое же, как она.

Некоторые шрамы остаются с тобой навсегда. Например, маленький круг блестящей кожи на плече Дэя. Или свирепая багровая полоса на боку моей младшей сестрёнки. Если посмотреть на меня сейчас, то ничего не увидишь – ни синяки, ни порезы, ни шрамы не доказывают моих старых ран. Мозоли и ссадины на ногах после побега от охранника Лонгвея давно прошли. Мои шрамы не видны невооружённым глазом, но они есть. Синь – её смерть – только верхушка айсберга. Чем дольше я разговариваю с психологом, тем больше нахожу. Раны, которые всплывают быстрее, чем заживляются.

Но ведь заживляются. Шаг за шагом. День за днём. Выбор за выбором. Я ломаю прутья и кирпичи своей клетки.

Становлюсь новой собой.

– Вот тут говорится! – Цзин Линь тычет пальцем в блестящую страницу. В то же время Чма прыгает, приземляясь носом в песок. Видимо, охота опять проходит тщетно. Сейчас, когда ему не нужно больше ловить крыс крупнее себя, кот стал толще и ленивей. – Видишь?

– Может, вместо того чтобы читать книги об океане, сходишь и проверишь его на практике? – Я всего лишь поддразниваю, но сестра вскакивает на ноги и мчится по песку к самой воде.

– Куда это Цзин собралась?

Я оглядываюсь и вижу, что к нам идёт Дэй, топает босыми ногами по песку. Штанины джинсов закатаны до колена, а белая майка с V-образным вырезом сияет в полуденном солнце. Так ярко, что мне даже приходится заслонить глаза.

– К морю.

– Я принёс обед. – Он стряхивает песок с ног и приземляется на плед рядом со мной. Коричневый бумажный пакет шуршит у него на коленях, и я улавливаю знакомый, умопомрачительный аромат булочек с мясом.

Не только Чма слегка поправился.

– Позвать её?

Кидаю взгляд в сторону, куда убежала сестра. Сегодня отлив, море отступило, открывая целый ковёр из ракушек. Цзин Линь кружит между ними на носочках, точно балерина, и иногда нагибается, поднимая некоторые раковины. Оказавшись, наконец, у воды, она принимается швырять их обратно в море, наблюдая, как они ныряют, словно чайки в небесной синеве. Никогда раньше сестра не вела себя вот так, как ребёнок. Даже когда была совсем маленькой.

– Нет. Подождём. Пусть веселится. – Дэй качает головой и широко мне улыбается. – К тому же я пока не голоден.

Его улыбка совсем как море. Сомневаюсь, что когда-нибудь от неё устану. Я закрываю глаза и ощущаю тепло солнца на коже, на лице. Болезненное ощущение в груди после воспоминаний о Синь начинает таять. Так же, как остальные неприятные мысли. Горы, покрытые глубинами чего-то большего, более обширного, чем я могу представить.