Александр Смирнов - Бездна и Ланселот

– Красиво, не правда ли? – обратился к стоявшим на мостике людям Штокхаузен. – Где еще на Земле вы найдете такое поистине золотое море?.. Да, помнится я обещал вам, господа, экзамен по географии. Так вот, мы сейчас находимся, по сути, на краю гигантской, диаметром в несколько сот километров, воронки, расположеной неподалеку от Южного полюса и ведущей внутрь Земли. Но вы видите вокруг лишь плоскую поверхность моря, что не удивительно, если учесть огромную площадь излома. Ответьте же мне на такой вопрос: почему море, которое вы сейчас видите, не утекает внутрь планеты? Мистера Томпсона, как старожила, прошу не беспокоиться.

– Я, я, кажется, знаю! – захлопала в ладоши Джейн, продолжавшая изображать перед немцем милую дурочку. – Просто такое же море льется в эту воронку и с той стороны, изнутри Земли. Но только то море сильнее, поэтому это стоит на месте.

Штокхаузен уставился на нее, моргая глазами.

– Д-а-а, фрау, – оторопело протянул он. – Как же это вы догадались?

– О, это так просто, – прощебетала мнимая глупышка. – Когда, например, моешь посуду и в раковине накопилась вода, она иногда совсем не уходит в канализацию, если соседи сверху именно в это время вдруг решили слить ванну.

– Действительно, все так просто, – рассмеялся немец. – А я уж, грешным делом, подумал, что это мистер Томпсон подготовил вас к экзамену.

– Ну что вы, господин корветтен-капитан, – ответил толстяк. – Я всегда знал, что кухня вполне способна заменить женщине любое высшее образование, ибо именно кухня – это не что иное, как маленькая модель мироздания. Там есть все: огонь, вода, медные трубы, и еще она обладает гигантским притяжением, по крайней мере для меня.

– Вот в этом я не сомневаюсь, мистер Томпсон, – парировала Джейн, как бы слегка обиженная на такой галантный мужской шовинизм.

– Действительно, внутренний океан обрушивает в отверстие в Земле огромную массу воды, и она по инерции мчится вниз, и вылетала бы на этой стороне колоссальным фонтаном, если бы в середине ее пути вектор силы тяжести не менял направление почти на девяносто градусов – ведь в горле воронки, там, где под ногами более чем тысячекилометровый в толщину край земной оболочки, взятой, так сказать, в разрезе, он направлен уже не перпендикулярно, а скорее по касательной к поверхности Земли, причем в прямо противоположные стороны, – дидактическим тоном прусского учителя географии пояснил Штокхаузен.

– Другими словами, в какой-то средней точке притяжение краев Земли в этом отверстии уравнивает друг друга, и наступает невесомость, – предположил Ланселот.

– Ну, не везде невесомость, поскольку толща земной оболочки, хотя и в ее боковой проекции, рождает притяжение, но это только когда вы находитесь неподалеку от края, в середине же дыры, где силы притяжения обоих краев взаимно уравниваются, действительно, почти невесомость, если не считать слабого воздействия уже довольно далекого оттуда земного ядра. Но поток это не останавливает, поскольку по инерции он, хотя и довольно ощутимо замедляясь, еще какое-то время летит дальше, успевая выплеснуться на поверхность, вот в это срединное море. Но только ведь и оно под воздействием наружной гравитации пытается слиться внутрь, однако масса стремящейся навстречу ему изнутри Земли воды больше, поэтому она здесь прибывает, находя выход в наружный океан через несколько подледных рек, примерно таких же, как та, по которой мы сюда пришли. Они вытекают под шельфовыми ледниками в разных районах Антарктиды.

– Так что же тогда происходит в средней части горловины, если там, как вы говорите, почти нет силы тяжести?

– О, там, говорят, творятся очень любопытные вещи, мистер Ланселот. Например, вода теряет плотность, делаясь конгломератом мириадов больших капель. Сквозь нее приходится пробираться, как в водопаде, только не сверху вниз, а снизу вверх. А в самой сердцевине вообще царит пустота. Правда, это разреженное состояние продолжается не слишком долго – до того момента, когда силы тяжести придут в норму. Но все равно, плавание в середине воронки – это форменное самоубийство, поэтому мы пойдем, конечно, в подводном положении, вдоль края горловины, там, где еще действует сила тяжести.

Через небольшое время подлодка, задраив люки, начала свой головокружительный путь во чрево Земли. По мере того как она продвигалась вперед, тьма над ней зловеще сгущалась, переходя в густой клубящийся туман, потом по ее надстройкам заколотил дождь, переходящий в сильнейший ливень. Струи воды неслись почти горизонтально, расплющиваясь о стальную обшивку, словно свинцовые пули. Они становились все плотнее и плотнее, пока не слились в сплошной бурлящий водный поток, полностью накрывший субмарину. Ее двигатели вышли на форсированную мощность, корпус дрожал от напряжения. Временами будто водяные тараны ударяли в ее борта, и лодка начинала опасно рыскать из стороны в сторону. Подавленные пугающей необычностью происходящего, люди внутри лодки примолкли, затишье прерывали лишь короткие команды офицеров. Тревожное ожидание продолжалось трое долгих суток. И вот наконец прозвучала команда на всплытие.

Естественно, что каждый из новичков, ни разу не участвовавших в подобном путешествии, ожидал увидеть снаружи что-то из ряда вон выходящее, фантастическое. Однако вид, который открылся им с мостика, отнюдь не был шокирующим или даже странным. Вокруг, насколько хватало взора, простиралась обычная поверхность океана, который ритмично поднимал и опускал подводную лодку на своих длинных пологих волнах. Небо над ним было розовым, в нем плыли легкие облака, а над горизонтом висел красный светящийся диск, очень похожий на закатное или восходящее солнце. Воздух же вокруг был на удивление теплым.

– И это все?! – разочарованно воскликнула Джейн. – Мы что, разве вернулись на землю?

– О нет, фрау, – ответил корветтен-капитан. – Это намного лучше. Добро пожаловать в истинный парадиз! Правда, у буддистов и атлантов он называется Агхарта, а у ариев – Асгард.

Оказалось, что Агхарта не знает ночи. Субмарина уже почти сутки бороздила подземный океан, но здешнее светило и не намеревалось садиться, напротив, по мере продвижения лодки вперед поднималось все выше над горизонтом. Несмотря на это, оно продолжало сохранять красноватый оттенок и, в отличие от настоящего солнца, глаза не слепило. Линия горизонта вдруг потеряла четкость, стала размытой, а потом и вовсе сошла на нет, так что море плавно переходило в небо. Все, что раньше было скрыто за горизонтом, стало различимо или, по крайней мере, смутно брезжило в зыбкой воздушной пелене. Пассажиры по-прежнему были на мостике вместе с капитаном и вахтенным офицером, с изумлением глядя на все эти географические парадоксы.