Андреас Эшбах - Аквамарин

– Так, – говорю я. Мне тяжело дышать.

Пигрит листает дальше.

– Интересный вопрос – почему обо всём этом ничего не было слышно. Такого рода эксперименты тогда законодательно преследовались по всему земному шару. Этот случай должен был вызвать приличную шумиху.

Я киваю головой на негнущейся шее.

– Да.

– Причина, видимо, в том, что Южнокорейская Республика не хотела потерять лицо. Этот случай расследовался в условиях чрезвычайной секретности. Был суд, но тоже засекреченный. При этом свидетели настолько путались в показаниях, что осудить профессора не удалось. Более того, во время процесса он умер при таинственных обстоятельствах.

– Ах.

– Ну да. После чего дело было закрыто и вся история засекречена. Стерли все сообщения в новостях, всех причастных обязали хранить молчание. Появившиеся слухи объявили беспочвенными фантазиями, и постепенно история забылась. – Пигрит поднимает рукопись вверх. – Но осталась эта книга. Ее написала журналистка, следившая за расследованием. Она годами по капле собирала документы и свидетельства. Вскоре после выхода книги тираж конфисковали, саму книгу запретили и отовсюду стерли информацию о ней. Мой дед где-то раздобыл один из редких экземпляров, которые успели продать.

Я замечаю, что, оказывается, сижу задержав дыхание, и наконец выдыхаю.

– И как ты считаешь? – спрашиваю я. – Правда это? Профессор Ким действительно вывел людей-рыб?

Пигрит пожимает плечами.

– По крайней мере, мой дедушка так думал. А он был умным человеком.

– Значит, вон оно что. Эксперимент столетней давности.

– Очень похоже на то.

– Людям-рыбам удалось бежать и выжить до сегодняшнего дня. И я повстречала одного из них. – Делаю глубокий вдох, лучше бы я сейчас дышала водой, а не этим разжиженным, эфемерным воздухом. – И моя мама тоже.

– Это бы всё объяснило, – соглашается Пигрит и показывает на пометку на полях в самом конце рукописи. – Но вот здесь мой дедушка пишет, что ему кажется крайне маловероятным, чтобы людям-рыбам удалось выжить с тех пор. В книге описывается, как тщательно их искали. Прочесали огромные территории под водой, но не нашли ни следа. Дедушка считает, что в этом нет ничего удивительного, ведь эти существа были очень молоды и совершенно не знали, как выживать в дикой природе. К тому же их генетическая модель могла быть еще не доработанной. Если они действительно существовали, а профессор отправил их в бега незадолго до появления полиции, то, по мнению моего дедушки, они вскоре после этого погибли.

– А другое объяснение? – устало спрашиваю я.

– Другое объяснение, – отвечает Пигрит, – таково, что кто-то повторил его эксперимент. Кто-то, кому попали в руки исчезнувшие тогда файлы.

Я снова беру в руки книгу и листаю ее. В ней есть пара картинок: старомодные фотографии людей в старомодной одежде, института, вольера. Фото каких-то документов, все на корейском, с печатями и подписями, которые ничего мне не говорят.

Ни одного изображения подводного человека. Ни одного.

И что теперь? Что мне делать со всей этой историей? Я сижу, держу в руках книгу и прислушиваюсь к себе, к тому чувству, которое медленно и мучительно поднимается во мне.

Я не хочу всего этого. Не хочу быть особенной. Не хочу быть результатом генетических экспериментов, человеком с необычными способностями, изгоем. Я просто хочу жить своей жизнью, хочу иметь право быть такой, какая я есть.

Меня вдруг наполняет удивительная решимость и покой, чистейшая уверенность в том, чего я хочу и что буду делать. Как будто нашла самую главную деталь сложного пазла и всё остальное теперь само встает на свои места.

Захлопываю книгу и возвращаю ее Пигриту.

– Спасибо, – коротко говорю я и встаю. – А теперь, пожалуйста, забудь всё это.

Он смотрит на меня огромными глазами.

– Что?

– Забудь то, что я тебе рассказала, – говорю я. – И то, что ты видел. Ничего этого никогда не было.

С этими словами я ухожу. Он вскакивает, бежит за мной к двери, постоянно повторяя:

– Я не понимаю… не можешь же ты… ты же должна… это же важно!

Я открываю дверь и еще раз оборачиваюсь.

– Нет, это не важно. Не важно, что сто лет назад кто-то где-то сделал что-то. Не важно, что стало с теми исчезнувшими файлами. Это всё не важно. Важно только то, что происходит сейчас. Что мы сейчас делаем.

Он не понимает, что произошло. Мне его жаль, но помочь ему я не могу.

– Всё равно спасибо, – говорю я. – За всё. – И ухожу.

Я иду по спускающейся под гору улице, ставлю одну ногу впереди другой, не смотрю по сторонам, как будто иду по невидимому канату. Это дальний путь из Бурга до Поселка через порт, здесь маленькие милые домики с живописными цветочными горшками на окнах. Мой палец дрожит, когда я нажимаю кнопку звонка на выкрашенной синей краской садовой калитке, чуть ниже звонка красивыми узкими буквами написано «Розалия М. Бланкеншип».

Она дома, открывает входную дверь. Не знаю, должна ли я испытать облегчение или впасть в панику. Я сейчас вообще ничего не чувствую.

Она спускается с крыльца, пара шагов по камням садовой дорожки, нажимает на ручку калитки.

– Саха? – удивленно спрашивает она. – Что случилось?

– Вы мне тогда предложили, – начинаю я фразу, которую придумала по дороге и всё это время твердила про себя, – показать, как я могу изменить себя.

Мисс Бланкеншип изумленно кивает. Ее голубые глаза сияют, как драгоценные камни.

– Да, да, конечно.

Я, дрожа, выдыхаю разжиженный, эфемерный воздух.

– Я бы с удовольствием приняла ваше предложение.

Мисс Бланкеншип смотрит на меня широко раскрытыми глазами и не произносит ни слова. Меня пронизывает волна ужаса. Я ее оторвала от чего-то. Или у нее гости. Что-нибудь такое. В любом случае она сейчас отправит меня восвояси, а я больше никогда не найду в себе сил, чтобы прийти сюда и сказать то, что только что сказала. Паника. Меня охватывает такое острое желание развернуться и убежать без оглядки, что я чуть не поддаюсь ему.

Но тут она улыбается и говорит:

– Ну конечно! Давай заходи.

Хорошо, что камни, которые сваливаются с души, не реальны, иначе в этот момент в Сихэвэне случилось бы нешуточное землетрясение.

Она пропускает меня вперед и закрывает за мной калитку, а потом и дверь дома. Изнутри дом оказывается просторнее, чем казался снаружи. Вся мебель у нее из светлого дерева, старинная, подновленная кем-то. На стенах висят узкие коврики ручной работы или картины, настоящие картины, на которых изображены несущиеся на всех парусах старинные парусники.

Это элегантная и в то же время уютная квартира. Мисс Бланкеншип определенно знает, как создать приятную обстановку.

Она приглашает меня на кухню, где все рабочие поверхности выложены пестрым кафелем, а у шкафов и кухонных приборов витые позолоченные ручки. У окна стоит маленький голубой столик, на нем букет сухих цветов.