Георгий Антонов - Буржуйка

— Та самая?

— Да зуб даю, Леонид Александрович! Сейчас вспоминаю в автобусе — точно она. Ещё шуба у неё такая. Моей Лариске бы как раз впору… Их тогда вообще бы не отличить.

— Твоей Лариске ватник впору, и кирзачи. Ой, дети, доведёте вы меня… Почему ко мне пришёл? За вами ведь теперь Бармалей смотрит.

— Леонид Александрович, вопрос тут, мне показалось, деликатный. Посоветоваться пришёл.

— То-то. Посоветоваться. — Буржуй самодовольно прикрыл глаза, но вдруг вскочил и крикнул:

— Ты что творишь, ворона? Анька! Фрезу переточи! — и, мягко усадив на место перепуганного Гочу, пояснил — Это я не тебе. Так вот, если хочешь моё мнение — нужно эту Вику найти. Документы и деньги ей вернуть, и извиниться. В вежливой материальной форме. Ну, типа, народная самодеятельность была не права, виновные наказаны. Парень ты видный, закосишь под крутого. Костюм одень, и не душись арабским одеколоном. Да смотри, никаких носков с блёстками.

— Леонид Александрович, как вернуть? Зачем вообще вся эта шняга?

— Ну, если тебе мои советы не по нутру, так иди за умом к Бармалею, — насупился Буржуй.

— Да нет же, я ничего… Только зачем — объясните!

— Для особо одарённых объясняю, — Буржуй нацепил на нос очки в пластмассовой дешёвой оправе, и стал совсем похож на школьного учителя труда. — Солнцевский клан сейчас гнобят. Я не удивлюсь, если её мамашу не сегодя завтра грохнут свои же.

— Уже грохнули, по ходу, — уточнил Гоча, удивляясь предвидению старого вора.

— Тем более. Значит Вика эта — наследница всего состояния. Секёшь? Девка молодая, безбашенная, но не дура. Подружимся если — с ней таких кренделей накрутить можно, что — мама не горюй… Есть у меня один прожект, как нам обустроить Россию… Короче, сделаешь, как я сказал — и, если Солнцевский клан выстоит — ты еще будешь… — Буржуй потрепал его по плечу, — ездить на «Мерсе» с мигалкой.

— А если не выстоит? — спросил осторожно Гоча.

— Ну, тогда ты один раз в жизни просто сделаешь доброе дело, — лучисто улыбнулся стальными зубами старый жулик, давая понять, что аудиенция окончена. Проходя к выходу через помещение мастерской, Гоча успел краем глаза приметить странный остов громоздко-хищных очертаний на гусеничном ходу, вокруг которого суетились маленькие труженики в спецовках. Спросить, что это за хрень, не хватило духу. Всем известно — за работой Буржуя не дёргай — порвёт.

… Звание авторитета в уголовном мире даётся пожизненно, если только ты сам его не уронил каким-нибудь беспределом. Буржуй не уронил, и с ним продолжали советоваться, даже просили в сложных случаях «развести рамсы» — то есть найти справедливое решение по понятиям, хотя он уже много лет, как отошёл от дел. Начинал он в шестидесятых, как вор-тихушник с техническим уклоном, и погоняло своё получил за то, что появился как-то на Крещатике в Киеве за рулём открытого автомобиля в широкополой шляпе. Если честно, без понтов — просто срезал автогеном крышу у «Крайслера», позаимствованного из гаража торгпредства Бурунди. Но и этого тогда хватило, чтобы прогреметь на весь блатной мир — и, разумеется, загреметь на первый свой солидный срок. На зоне Буржуй устроился в мастерской и, в общем, не бедствовал. Но дожидаться конца отсидки показалось ему скучно, за околицей ждали… И он скрылся из рабочей зоны, перемахнув ограждение на собранном из двух бензопил «Дружба» вертолёте собственной конструкции. Ему добавили два года — по году за двигатель — но авторитет его вырос после этого неимоверно. Буржуй стал тюремной легендой. Выйдя на волю, он брался только за такие дела, где можно было реализовать свой недюжинный потенциал. Его постоянной напарницей была рыжая бесовка Нана по кличке Технология, профессорская дочка из Москвы. Говорили, что у них любовь… Из-за такого чванства Буржуй рано или поздно попадался — по почерку. Нану он не сдал ни разу. А вот она его… Ну, да кто старое помянет…

Выйдя на волю в последний раз в начале девяностых, Буржуй — вор-романтик в унылом лагере социализма — не узнал страну, в которую попал. Раньше он воровал у быдла — и на этом основании был горд собой. Теперь воровали все. Воровало быдло — от бомжа до премьер-министра, воровало тупо, как к себе домой — не стесняясь и не гордясь. Это был плевок в лицо романтика. Буржуй запил, задумался — и завязал воровать. Сохранив старые связи, он изредка консультировал братву на правах авторитета — но всю свою энергию посвятил отныне детям. Ему было, что им передать. Один депутат из блатных — Митя Ростовский — помог с помещением и документами, и Буржуй обосновался на улице Воровского в бывшем военном ангаре, получая от Министерства образования минимальный оклад, как руководитель кружка, и негласный иммунитет от всякого рода докучающих проверяющих.

Гоча Махач, в голове которого после разговора с непростым дедом перемешались «Мерсы» с мигалками и носки с люрексом, решил по такому случаю взять до дому такси. Думать лучше в комфорте. Он прокручивал тысячу и один сценарий знакомства с Викой Солнцевой, и все они неизменно заканчивались почему-то анальным сексом на рояле. При чём тут рояль, он сам не понимал. Рояль был то белый, то лаково-чёрный, а один раз — розовый.

— К подъезду! — махнул он шефу, небрежно протягивая стольник, — сдачи не надо.

Вышел на плохо освещённый двор — и не поверил своим глазам. Лариска — ну да, его Лариска, лярва — он пока ещё не ослеп, — нетвёрдой походкой, в криво застёгнутой курточке ковыляла на каблуках к массивному джипу, а по бокам её крепко придерживали под локотки двое невзрачного вида крепышей.

— Менты? — метнулось в мозгу Махача. — Да сто лет она им на хер не нужна была. Менты бы меня дожидались… Да она же пьяная! И одевалась-то, похоже, не сама, — с отвращением пригляделся Гоча. — Вот ссука! На два часа стоило отъехать! Видимо, из её старой компашки пацаны нарисовались — она и рада! Тьфу, билять!

— Эй, пацаны! — Гоча сунул руку в карман, где всегда имелась на такой крайняк китайская выкидуха. — Поговорить надо, — он произнёс эти слова с самой опасной своей блатной интонацией нараспев.

Неприметные переглянулись, и один нехотя развернулся корпусом на Гочу, прикрывая Лариску и напарника.

— Надо — говори.

— Девушку оставьте, она моя. Я — Махач.

Майор Быков сделал быстрый скользящий выпад вперёд и вбок, перехватывая метнувшееся ему навстречу лезвие, и острая боль пронзила треснувшее запястье Гочи. Стоя скрюченный на коленях, он почувствовал что-то вроде комариного укуса в шею. Тут же вселенная вздулась какими-то забавными розовыми пузырями, разлетелась в клочья, и стало не по теме весело. Про Лариску он моментально забыл, ползая вокруг одного и того же столба на коленях по кругу и радуясь тому, сколько звучит одновременно красивых роялей — белых, лаково-чёрных и даже карамельно-розовых.