Роберт Сойер - Квантовая ночь [litres с оптимизированной обложкой]

Мы были очень разными в старших классах. Она зависала с популярными компаниями и делала всё, что делают дети, чтобы завоевать популярность среди своих: пила, курила и прогуливала уроки. И она определённо следовала веяниям моды – я до сих пор помню все песни «Спайс Гёрлз» наизусть, потому что она крутила их проклятущие альбомы по сотне раз. Что касается меня, я наотрез отказывался носить джинсы (у меня они впервые появились уже после тридцати) или футболки с любого рода рекламой, а слушал по большей части саундтреки из известных фантастических фильмов – Джона Уильямса или Джерри Голдсмита. Да, училась она хорошо – иногда получше меня, но опять же принимать входную информацию и, не думая, выплёвывать выходную – это как раз то, что эф-зэ предположительно умеют делать лучше всего.

Я едва не подпрыгнул, услышав позади себя звук сдвигаемой балконной двери. Хизер переоделась в свежее.

– Твоя очередь, – сказала она.

Я кивнул и вернулся в квартиру. Было здорово смыть с себя грязь и пот, а после этого я торопливо побрился и прошёл в свою спальню, расположенную рядом с маленькой гостевой комнатой, в которой поселилась Хизер, и переоделся. В шкафу висели мои единственные джинсы. Я носил их иногда, когда преподавал в летний семестр, но сейчас, потянувшись к ним, я остановил себя и вместо них взял бежевые слаксы.

Закончив с переодеванием, я вернулся в гостиную. Хизер по-прежнему была на балконе, смотрела на реку. Я сам часто так делал, но при этом погружался в досужие размышления – что внешне неотличимо от того, как если бы просто стоял на нейтральной передаче и ждал, пока что-нибудь не выведет меня из ступора.

Я вышел на балкон.

– Что делаешь?

– Ничего, – ответила она. И затем, словно это требовало оправдания: – Любуюсь пейзажем.

Я с интересом смотрел на неё. Знаю, знаю – мне и про Кайлу было интересно, но Кайла прошла тестирование у Виктории под пучком, и, кроме того, она продолжала бесконечно меня удивлять. Но моя сестра? О, я сам, по-видимому, удивил её, сказав, что не знал о том, что случилось с нашим дедом, но когда в последний раз она удивляла меня – до вчерашнего вечера, конечно?

Я повернулся и тоже стал смотреть на реку, и…

…и там что-то происходило. Двое рыбаков по-прежнему были там, но появилась также пара полицейских в форме, а ещё два человека по-крабьи спускались вниз по травянистому склону к воде.

– Ну-ка, пойдём, – сказал я, возвращаясь в квартиру. Хизер шла за мной следом, и, спускаясь по лестнице, я задумался, есть ли в этом какое-то отличие от вчерашнего. Выйдя из здания под солнце позднего утра, я решил, что есть: вчера она попала под власть толпы, сегодня же мне просто любопытно.

К счастью, Хизер переобулась в туфли без каблуков, так что нам понадобилось меньше минуты, чтобы добраться до места, где что-то происходило. Мы не были первыми из появившихся там зевак – две бегавшие трусцой женщины в трико тоже остановились поглазеть.

На берег втаскивали что-то большое: свёрток больше метра в длину, нечто, завёрнутое в зелёные мешки для мусора и обмотанное скотчем.

Один из копов держал нас на расстоянии, но мы поискали точку, с которой всё было хорошо видно, и нашли её. Мешки с одной стороны порвались, и из прорехи торчала нога.

– Ох, – тихо сказала Хизер.

Мы стояли там, словно в трансе; люди в штатском явно были криминалистами. Один из них всё фотографировал, другой брал образцы кожи – гладкой, цвета кофе с молоком. Коп в форме тем временем записывал показания рыбаков; я напряг слух. Из того, что мне удалось расслышать, получалось, что они первыми увидели свёрток и подумали, что какой-то козёл выкинул мусор в реку, но, когда он проплывал мимо, один из них заметил голую кожу. На них обоих были болотные сапоги, и им удалось поймать свёрток прежде, чем его унесло течением; они выволокли его на берег и позвонили в полицию.

Криминалисты наконец решили унести тело; они подхватили свёрток, но мешки при этом порвались полностью, и труп вывалился и немного съехал к воде. И теперь мы смогли её разглядеть: женщина-индианка с длинными чёрными волосами; сбоку на голове вмятина от сильного удара; на вид ей было не больше двадцати.

Прилагая усилия, чтобы удержать внутри то малое, что ещё оставалось у меня в желудке, я подумал, что, знакомя студентов с утилитаризмом, я иногда рассказывал им историю о девочке, тонущей в этой самой реке. Мост, который я упоминал в этом сценарии, располагался к югу отсюда; я на секунду задержал на нём взгляд.

Но было два бросающихся в глаза отличия. Во-первых, мой маленький мысленный эксперимент был вымышленным – этот же был целиком и полностью реален; во-вторых, тот несчастный ребёнок просто поскользнулся и упал в воду, но эта девушка – чья-то дочь, возможно, чья-то сестра, может быть, даже чья-то мать, – была жестоко убита, и хотя пройдёт некоторое время, прежде чем отчёт криминалистов станет достоянием гласности, но если девушка похожа на легионы других, умерших до неё, то она, вероятно, подверглась сексуальному нападению.

Да, резня в Техасе привлекла внимание прессы, но лишь потому, что это было что-то новое. Бесконечный поток пропавших или убитых индейских женщин и девушек здесь, в Манитобе, должен был стать национальным позором. В 2014 и 2015 годах, когда насчитывалось лишь двенадцать сотен неучтённых аборигенов, премьер Стивен Харпер в ответ на требования федерального расследования заявил, что этот вопрос «честно говоря, не находится в списке приоритетных».

Прошедшая ночь в Музее прав человека была физически некомфортна, но мои воспоминания вернулись дальше в прошлое – к тому моменту, когда мы были там с Кайлой, на том приёме в «Саду размышлений», и к социальному дискомфорту, который я тогда испытал. Однако ещё до Ника Смита с его неосознанной мимикрией тот афроамериканец – Дариус Как-то-там – рассказывал, как был рад отношению к нему в Виннипеге: «Теперь я понимаю, каково это – быть белым».

Но это лишь потому, что выбор «чужих» произволен: в одном месте это могут быть евреи, в другом – чернокожие, в Техасе сейчас – латиноамериканцы. А здесь, в Виннипеге, в географическом центре североамериканского континента, притесняемой группой были коренные канадцы – и этот факт дал «Маклинс» основание назвать в 2015 году Виннипег «самым расистским городом Канады». Обычно никогда не лезущий в карман за каким-нибудь почерпнутым из таблоидов фактом на все случаи жизни, в тот раз я молчал, как очень многие мои соотечественники, в течение долгого времени.

Хизер была права сегодня утром: в школах летние каникулы. Куда ни глянь, на всей планете медный таз [87] Модификация выражения «Накрыться медным тазом», то есть провалиться, потерпеть неудачу. становился всё реальнее.