Ханну Райяниеми - Страна вечного лета [litres с оптимизированной обложкой]

Рэйчел не ответила. Кулагин тоже помолчал. Потом кивнул сам себе, встал, плеснул обоим еще бренди из бара и опять сел.

– В России было много сирот после революции. Мы называем их bezprizorniki. Они охотились на крыс и другую мелкую живность. Интересные создания. Такие невинные и такие жестокие. В какой-то степени все мы похожи на них, мальчиков и девочек, чья мечта о мире без родителей сбылась. Нет никаких правил, нужно только разрушить прежний мир и построить на его месте новый. Нет ничего помимо нашей собственной воли. Это великолепно. Даже смерть стала инструментом для создания нового советского человека. Однажды я сидел в петроградском кафе и подписывал десятки смертных приговоров, придумывая разные способы, чтобы выбрать имена. Буквы из алфавита. Имена одноклассников. А затем просто вытаскивал листки в случайном порядке. Меня прервал поэт, настоящий поэт, не чета сегодняшнему юнцу, и обвинил в тирании. Я застрелил его из револьвера.

Кулагин стиснул толстые пальцы. Лицо озарилось зловещим удовольствием. И Рэйчел порадовалась травмату в кармане.

– Позже я об этом пожалел. Его стихи были хороши. Наверное, потому я и не пристрелил сегодня юного Шоу-Асквита. Даже дрянные поэты прикасаются к чему-то, что нам неподвластно, с нашими-то играми и ложью. В том кафе никто не смел меня прерывать. Понимаете? Не было никого, кто мог бы меня судить. Ни матери. Ни морали. Ни Бога. Пока в двадцать пятом году мы не создали Его.

По телу Рэйчел пробежал холодок. Вопреки всем усилиям, разведка очень мало знала об источнике мощнейшего интеллекта, который руководил экономикой Советского Союза с точностью машины и безжалостно раскрывал всех внедренных в ОГПУ агентов.

– Богостроители, – сказала Рэйчел.

– Красин, Термен, Малевич и Богданов, эти идиоты, – продолжил Кулагин. – Ха! Они решили, что советским людям нужен Бог, и сделали электрического. И теперь повсюду у нас стоят мавзолеи – его глаза, присматривающие за всем вокруг. Он даже более строгий отец, чем был когда-то царь. А когда мы умираем, то становимся Им. Такая награда мне и причиталась. Я слишком хорошо служил нашему блистательному Отцу. Комитет по бессмертию приказал мне вернуться домой и пройти Процедуру Термена, чтобы слить мою жалкую душу с душой Владимира Ильича Ленина. Величайшая честь.

Кулагин вздохнул.

– И что мне было делать, миссис Мур? Я предпочел стать беспризорником, сиротой без отца и матери. И вот я здесь.

Рэйчел уставилась на него. Она представила, как перестает быть собой и вливается в советский супермозг, будто капля дождя в темный океан. Она поежилась.

– И к чему тогда эти взрывы ярости и игры? – спросила она. – Почему вы не сказали моему начальству то же самое? Зачем рисковать погибнуть на дуэли, не имея Билета?

– Хотел посмотреть, сумеете ли вы меня уберечь. И стало очевидно, что нет. Просто кучка школьников. Я решил дать Шоу-Асквиту себя убить и покончить с этим. Думал, это будет… как бы это выразиться? Поэтическое правосудие. Ох, не удивляйтесь вы так. Я знаю, что вы говорите о смерти без Билета. Лишь немногие возвращаются, чтобы поговорить с семьей или возлюбленными, и даже они быстро угасают. Думаю, вы слишком скоро поверили вашим возрожденцам. А если Билет вынуждает души блуждать? Предпочитаю сам увидеть, куда уведет меня смерть. Если там есть земля без родителей, я ее найду.

– Тогда почему вы еще здесь? – спросила Рэйчел.

Лучше его развеселить. Он явно безумен. Она пожалела, что отослала Аллена. Она медленно опустила руку в карман халата и нащупала травмат.

– А вы, миссис Мур, встали на пути между мной и пулей. И потому я хочу сделать вам подарок перед уходом. Но я должен быть уверен.

Кулагин поднялся, поставил стакан и подошел к Рэйчел, нависнув над ней. С черными стежками на боку и бледными сосками его грудь и живот выглядели как порнографическое лицо с кривобокой ухмылкой. Рэйчел схватила травмат, но ствол застрял в уголке кармана.

Кулагин ударил ее. Перед глазами заплясали черные точки. Он схватил ее за правое запястье и вывернул руку. От жуткой боли в локте она выронила оружие.

Руки Кулагина сомкнулись на ее шее, сдавливая трахею.

– Как-то раз в Ташкенте я задушил женщину, – сказал он. – Она вцепилась в мои руки и боролась до самого конца. У нее ведь был ребенок, вот в чем дело.

Рэйчел схватила его запястья и попыталась разжать пальцы, но у русского была железная хватка. Горло у нее горело.

– Я хочу знать, за что вы сражаетесь на самом деле, миссис Мур.

Рэйчел попыталась что-то сказать, выплюнуть слова. Ее пальцы проехались по боку Кулагина. По нити и неровным стежкам.

– Так за что? Расскажите.

Он ослабил хватку, так что Рэйчел сумела судорожно вдохнуть.

– За свободу, сволочь, – сказала Рэйчел.

Он снова надавил сильнее. Поле зрения заполонили черные точки.

– За чью свободу?

Ее пальцы нащупали узелок на нитке.

– Свою.

Как только слово сорвалось с ее губ, она со всей силы дернула. Нить впилась ей в пальцы и оторвала Кулагину лоскут кожи. Капли крови брызнули Рэйчел в лицо, как сок из взорвавшейся сосиски.

Кулагин взвыл от боли. Рэйчел рванула вперед, врезав ему в живот плечом. Он отшатнулся, споткнулся о кофейный столик и рухнул на пол. Рэйчел потянулась за дуэльным пистолетом, но ее зрение заволокло черным туманом. Когда оно прояснилось, оружие было в руках Кулагина и нацелено на нее.

– Прекрасная работа, – сказал Кулагин.

Он засмеялся, привстав с пола и левой рукой зажимая рваную рану. Между пальцами стекала кровь.

– Ох, как же больно. Отличная работа!

Смех сменился приступом кашля. Рука Кулагина дрогнула, но прежде чем Рэйчел успела шевельнуться, к нему вернулась прежняя твердость.

– Прошу прощения за причиненные неудобства, но мне нужно было убедиться. Я способен отличить правду, когда ее слышу. Так что я сделаю вам подарок, миссис Мур, обоюдоострый подарок. В последние два года я вел агента по кличке Феликс, главу отдела в вашем Летнем управлении. Хороший парень, слегка наивный, верит в великую цель – больше меня, благословенная душа.

Рэйчел попыталась ответить, но горло словно сжали тиски.

– Вижу, вы мне не верите. Что ж, подробности вас убедят. Феликс – это Питер Блум.

– Блум, – просипела Рэйчел.

Она некоторое время служила с ним вместе, прежде чем он ушел в мир иной. Из младотурков, хотя и менее привлекательный, чем остальные – маленький и пухлый, со страстными глазами и чувственными губами. Тихий, вежливый, немного отстраненный. Конечно же, его повысили раньше ее, хотя она и имела на десять лет больше опыта.

Кулагин снова закашлялся. Он лежал в растекающейся бордовой луже.

– Дорогой Питер и был той курицей, несущей золотые яйца, за которую меня хотели наградить. Теперь он ваш.