Алексей Корепанов - На чужом поле. Уснувший принц

– Такие вот, как ты, так и норовят всучить всякую гадость! – вопил орр.

– Что ты мне говорила вчера, проклятая? Я просил у тебя средство от изжоги, а ты мне что подсунула? Весь вечер промаялся животом от твоего снадобья, а сегодня изжога еще сильней! Решила посмеяться над Кронком Пять кинжалов? Или отравить меня вздумала? Отвечай немедленно!

– Если ты вчера запивал вином снадобье от изжоги, то немудрено, что у тебя схватило живот, – невозмутимо ответила мерийка, но Аленор заметил, что она побаивается разгневанного, крепко нетрезвого орра. – Меня не было здесь вчера, я только сегодня на рассвете поставила палатку. Иди своей дорогой, не цепляйся ко мне. Всякое снадобье надо…

– Ты еще препираешься, проклятая! – не дослушав ее, взревел распалившийся орр, выкатив глаза и хватаясь за кинжал. – Вместо того, чтобы признаться в подлом умысле!

Мерийка побледнела. Девчушка испуганно втянула голову в плечи и замерла во входном проеме палатки, сидя на корточках и не сводя блестящих, полных слез глаз с вошедшего в раж орра. Толпе не было никакого дела до этой стычки и только Аленор остановился неподалеку и наблюдал за происходящим.

– Пусть твои снадобья жрут собаки! – выкрикнул орр, с силой пнул скамейку с травами и семенами и принялся топтать и месить сапогами посыпавшиеся на утрамбованную землю снадобья, ожесточенно приговаривая: – Сама теперь жри! Сама теперь жри свою отраву! Сама! Сама!

У еще больше побледневшей мерийки сузились глаза. Не вставая с подушки, она беспомощно огляделась. Девочка в палатке уткнулась лицом в колени и тихо заплакала; ее острые плечики затряслись, словно она оказалась на лютом морозе. Посетители торжища обходили стороной разбушевавшегося вооруженного орра – убить-то, конечно, не убьет, но порезать спьяну может.

Два года назад, в Мелководье, Аленору доводилось встречаться с мерийками

– собирательницами трав. На каменистой равнине его конь, оступившись, до кости рассек ногу. Рана загноилась и уже не конь вез Аленора, а Аленор вел коня – и если бы не мерийки, пришлось бы юноше пешком шагать по безлюдным просторам и тоскливым болотам Мелководья. Аленор знал, сколько труда и времени тратят мерийки на то, чтобы разыскать нужные растения, обработать их и приготовить целебные снадобья.

Когда встревоженный взгляд мерийки остановился на нем, юноша решительно шагнул к опрокинутой скамейке и крепко схватил за плечо бритоголового орра, под подошвами которого хрустели раздавленные блюдца. Впрочем, юноша вмешался бы, даже если бы и не знал, как достаются мерийкам их снадобья.

– Эй ты, Три Кинжала, отвлекись-ка на минуту, – резко сказал он, рывком поворачивая к себе пошатнувшегося скандалиста.

Орр затуманенными глазами уставился на юношу, пытаясь сообразить, кто же это посмел помешать излиянию его справедливого гнева.

– Я Кронк Пять кинжалов, – с вызовом сказал он, стряхнув с плеча руку Аленора и багровея еще больше. – Пять, а не три! Понял, молокосос? Что, не терпится схлопотать дюжину оплеух?

Юноша откинул полу плаща, опустил ладонь на рукоять меча и сдержанно ответил, стараясь не давать воли клокочущему в душе возмущению:

– Я альд Аленор и у меня только один меч. Но мой меч стоит десятка твоих острых побрякушек, ты знаешь.

Лицо обидчика мерийки перекосилось от бешенства, но за свои кинжалы он все-таки хвататься не стал. Видно, имел уже дело с альдами и вовремя сообразил своей бритой головой, даже и переполненной парами горячительных напитков, что прежде чем успеет добраться до оружия, Аленор выбьет дробь мечом – пускай и плашмя – на его и без того поцарапанной макушке. И вновь, только теперь уже не с похмелья, будет болеть голова. Не хотелось орру связываться с альдом – знал, что ничего приятного это ему не сулит, а впереди еще целый день, и в ближайшем кабаке хватит для него кувшинов с терпким оссойским вином. Да и небезопасно затевать стычку на оживленном торжище.

Но и выказать слабость перед каким-то птенцом считал орр ниже своего достоинства. Сжав кулаки, он прошипел в лицо юноше:

– Не две ли жизни у тебя, молокосос? Иди, куда шел, не суй нос не в свое дело.

Аленор изо всех сил стиснул рукоять меча, сверху вниз взглянул на коренастого орра и медленно произнес:

– Послушай, ты, Кронк Двадцать Пять Кинжалов, или как тебя там? Если ты сейчас же не соберешь все, что здесь разбросал, клянусь, я переломаю тебе ребра. Ты не уйдешь отсюда своими ногами – тебя унесут. Я тебе это обещаю, я, альд Аленор, сын альда Ламерада!

И в этот момент черноглазая мерийка бросилась между ними, схватила юношу за руку.

– Не надо, альд Аленор! Давно ведь известно: «Не поднимай меч свой на живущих; только для защиты от чужого меча доставай меч свой». Мы сами все подберем.

Она умоляюще смотрела на Аленора, подняв к нему бледное красивое лицо, и юноша отпустил рукоять меча. Орра уже и след простыл: воспользовавшись вмешательством мерийки, он исчез в толпе. Инцидент был исчерпан, относительная справедливость восстановлена, и Аленор собрался идти дальше, к выходу с торжища, но мерийка не отпускала его руку. Ее черные глаза под тонкими черными бровями теперь светились благодарностью.

– Спасибо, альд. Прошу тебя, зайди в палатку. Я попробую заглянуть в твои грядущие дни.

Аленору приходилось сталкиваться с гадалками, и не видел он большого проку от их путаных туманных слов. «Очень скоро, альд, будет ждать тебя удача». «Остерегайся кривой дороги до тех пор, пока красная звезда Лит не скроется за северным горизонтом». «Не подходи к открытой воде в третий день прощения и не говори „да“ – накличешь беду»… А если не сбудется предсказание или вместо обещанной скорой удачи выйдет как раз наоборот – например, в пух и прах расколошматят твою двадцатку на турнире и ловко срежут перья с твоего шлема – у них тут как тут готово оправдание: мол, неожиданное вмешательство высших сил изменило линию твоей судьбы. Да и что такое судьба? Путь наугад, во мраке, в неведомое. Ведь справедливо сказано: «Шаги к завтрашнему дню – шаги по болоту; и не остановиться, и не повернуть обратно. Как не осторожничай – надо делать следующий шаг. Куда?..»

Однако взять и уйти после приглашения мерийки Аленор не мог: негоже было просто отмахнуться от чужой благодарности.

– Прошу тебя, альд, зайди ко мне в палатку, – тихо повторила мерийка.

– Благодарю за приглашение, – кивнув, сказал юноша. – Кто приглашает меня?

– Юо. Мое имя – Юо.

В глазах мерийки промелькнул слабый отблеск улыбки. Повернувшись, она скользящей походкой направилась к палатке, положила ладонь на голову девчушке, продолжавшей, съежившись, сидеть на корточках, но уже не плача, а коротко вздыхая.