Владимир Савченко - Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник)

– Крамольный вы, однако, человек, Бармалеич! – молвил Корнев.

– Здесь станешь…

Кабина, колыхая аэростатами, ползла вниз. Вселенная в ядре Шара съеживалась, тускнела. Говорить не хотелось. Под стать увиденному были бы слова и фразы, доступные гениям, их испепеляющие сердца глаголы. Откуда взять такие им – обыкновенным, поистрепавшим речь в быту, на лекциях и совещаниях? Но и отмалчиваться не стоило: заниматься-то этим делом – им, уж какие есть.

– Смешение и разделение, – задумчиво сказал Пец, – разделение и смешение. Два акта в вечной драме материи-действия. Разделение – выделение образов из однородного… то есть для нас пустого – пространства. Выделившееся усиливает выразительность свою: четкость границ, яркость, плотность… Так до максимума, за которым начинается спад, смешение, распад, растворение в однородной среде. Возвращение в небытие – если нашу жизнь считать бытием… У этих процессов много подробностей, маскирующих суть, но она всюду одна: разделение – смешение. Все, что имеет начало, имеет и конец. Одно без другого не бывает.

Снова замолчали. Корнев хмыкнул, подоил нос:

– Бармалеич, прокамлайте теперь вы что-нибудь.

– Если позволите, Саша, я вместо него, – мягко и в то же время как-то величественно произнес директор. – Варфоломей Дормидонтович уже «прокамлал»: сказал слова, которые, хоть их и было всего три, перевешивают все, что мы с вами сказали и скажем: «Поток и турбуленция в нем». Вы, безусловно, герой дня сегодня, Варфоломей Дормидонтович, поздравляю вас. Это многообещающая идея, и даю вам задание исследовать ее. Там есть четкий критерий Рейнольдса для начала бурления – выжмите из него все. Доклад через пять дней. Но пока вы не погрузились в гидродинамику, подкину вам еще информацию. В стихах. Вот первая:

Имеется в виду день Брамы и ночь Брамы, стадии в цикле миропроявления.

Вторая:

Обе цитаты из Бхагаватгиты, «Божественной песни» в древнеиндийском эпосе Махабхарата. Ему более трех тысяч лет. «Существа» – в смысле «все сущее».

– Вы хотите сказать, – оживился астрофизик, – что этими словами описано миропроявление как вскипание турбуленции в потоке материи-времени?

– …И даже в соответствии с критерием Рейнольдса, Варфоломей Дормидонтович! Ведь и по нему турбуленция возникает в потоках не сразу, а когда они наберут напор и скорость. В какой-то из предшествующих цивилизаций это понимали.

– Занятно.

Корнев только переводил глаза с одного на другого. Наконец не выдержал:

– Ну, наговорили!.. Нет, граждане, как хотите, но я с вами сюда больше подниматься не буду. Это ж потом не уснешь. И вещества – то есть тела, то есть мы с вами! – ничего во вселенских процессах не значат, и вообще существует только мировое пространство да смешение-разделение в виде турбуленции… Ну и ну!

Варфоломей Дормидонтович поглядел на главного инженера – кажется, первый и последний раз в жизни – с сожалением и превосходством:

– А слабенек, оказывается, наш главный на философскую мысль, жидковат. Чем вы, собственно, огорчены и недовольны?

– Послушайте! – В глазах Александра Ивановича действительно были возмущение и растерянность. – Но если все так страшно просто… ведь это же просто страшно!

День текущий: 11,5672905 апреля, или 12 апреля, 13 час 36 мин 53,89 сек

На уровне К150: 12 + 85 апреля, 2 час 14 мин…

Только никто здесь не считает часы и минуты.

Для них снова значащим стало «нижнее» время: за долю минуты, пока они опускались, в МВ прошли сотни шторм-циклов.

Для зевак (коих всегда много толпилось около зоны) многочасовое путешествие троих исследователей к ядру выглядело так: колечко голубовато-белых баллонов с рафинадно-блестящей пирамидкой внутри скакнуло к темной сердцевине Шара, ринулось вниз, повисло на миг между тьмой и башней, опять рванулось вверх – и почти сразу шлепнулось на «наконечник», на крышу башни. «Ух черт! – подумал не один. – Авария! Никто, поди, и не уцелел…»

Для Васюка-Басистова и Германа Ивановича, дежуривших на крыше, впечатление было не столь сильным, хотя первый откат кабины и зависание ее посредине их обеспокоили.

Тем приятней им было увидеть выпрыгнувшего из пирамидки, едва она коснулась крыши, Корнева и затем приставить лесенку для директора и Любарского.

– Ну, – сказал главный инженер, беря сигарету из протянутой Толюней пачки и прикуривая ее от протянутой механиком зажигалки, – вот ты, Ястреб точной механики, технический Кондор, Орел смекалки, работающий от идеи… – Тот от комплиментов скалил стальные зубы, щурил калмыковатые глаза. – Давай как обычно: не надо чертежей, скажите, что эта хреновина должна делать. Сообщаю: она должна приближаться к ядру и входить в него. Желательно, не отрываясь от башни.

– Так вот же кабина и аэростаты, Александр Ива… – указал на сооружение механик. – Вместе строили. Вы же только оттуда, что вам еще?

– Мы не оттуда, мы с высоты два километра, на какой еще держат баллоны. А далее – пустота, космос, звезды, галактики. Вот к ним бы и надо!

– Какие звезды, ну что вы такое говорите! – Герман Иванович обиделся, не понимая, чего это главный вздумал над ними шутить. – Светлячки, мерцания – разве ж звезды такие! Что я, звезд не видел!

– Ну вот, не верит… – Александр Иванович повернулся к Васюку. – А ты, Толюнчик, веришь?

– Верю, – флегматично отозвался тот.

– Так ну?..

– Идею надо.

Корнев махнул рукой и направился к люку, размышляя, что вот есть в его распоряжении и разнообразнейшая техника, и средства, и умелые работники, и неограниченное время, которое тоже деньги… а без идеи все это выглядит так, что лучше бы ничего не было! Он испытывал сейчас что-то подобное мукам неразделенной любви.

N = N0 + 332102834

День текущий: 11,5945700 апреля, или 12 апреля, 14 час 16 мин 10,84 сек

На уровне К24: 12 + 14 апреля, 6 час 28 мин

На уровне К2: 12 + 1 апреля, 4 час 32 мин

И Валерьян Вениаминович спустился вниз, в прозу. В приемной Нина Николаевна вручила ему стопку листов с типографским текстом:

– Верстка вашей статьи для сборника, просят скорее вычитать и вернуть.

– Это уж у них всегда… – буркнул директор, забирая бу-

маги.

В кабинете он разложил листы на столе, вооружился ручкой, начал читать. Это был его доклад на конференции, состоявшейся страшно давно, будто в другую геологическую эру – еще до открытия MB. «Что ж, кое-что придется исправить», – подумал Пец. И – глаза его зацепились за последний абзац на последнем листе, за свои заключительные слова, произнесенные неделю назад перед большой аудиторией: «Неоднородное пространство-время в Шаре изучено нами еще не до конца. Не совсем ясен, например, закон уменьшения кванта h в глубинной области; соответственно, шатки оценки ширины промежуточного слоя. Не в полном объеме исследовано еще и наблюдаемое в ядре Шара явление (по-видимому, атмосферно-ионизационной природы) «мерцаний» – быстро меняющихся короткоживущих свечений вихревой и штриховой конфигураций. Познание вышеуказанных явлений и их закономерностей, несомненно, усилит наше понимание физики неоднородных пространств и обогатит практику».