Марисса Майер - Отступники [litres]

– Может быть, – откликнулась Нова, когда тележка оказалась внизу, – ты не уходишь из-за меня.

Ингрид фыркнула.

– Да что ты, золотце мое. Ты ж сегодня стреляла в самого Капитана. – Она поцокала языком, но впервые с начала разговора в ее глазах мелькнуло что-то похожее на теплоту, – Ты, похоже, самая безбашенная из всех.

– Это была твоя идея.

– Точняк.

К тому времени, как Нова, толкая тележку с запасами по неровной, в колдобинах, дороге, докатила ее до склада на желтой линии (он кишел тараканами, и обычно Отступники не совали туда нос), руки у нее просто отваливались. Добравшись, наконец, до дома – заброшенного вагона – она с наслаждением бросила сумку на пол.

Вскипятив воду в маленьком электрическом чайнике, Нова приготовила себе чаю. Это было частью ежедневного ритуала и вносило какую-то размеренность в жизнь. Хотя чай никогда не помогал ей уснуть и даже не особо успокаивал, как ему полагалось, все же чаепитие было знаком, что день окончен и наступает ночь. Это немного напоминало нормальное существование – что-то простое и успокаивающее, как бы подготовка ко сну (даже если после этого она и не ложилась в постель).

С кружкой в руке Нова направилась назад, в туннель.

Завывания Хани стали громче, когда Нова подошла к чулану. Ее плачу вторило гудение ульев.

– Хани! – позвала Нова, плечом толкая массивную дверь.

Хани Харпер, известная, как Королева Пчел, опять была не в духе. Она, как всегда, если дела шли из рук вон плохо, густо накрасила глаза черной тушью с блестками и стянула белокурые кудряшки в непокорный пышный хвост. В длинном платье, подчеркивающем ее соблазнительные округлости, Хани вертелась перед большим, в полный рост зеркалом и то оценивающе разглядывала себя, то, закрыв лицо руками, ударялась в слезы.

Кричаще-яркая и вся такая эффектная – на грани нелепости, она вполне могла бы сойти за кинозвезду прошлых лет… если бы не пчелы.

Не считая скудной остановки – неубранной постели, туалетного столика, антикварного платяного шкафа – все пространство было занято ульями, осиными гнездами и крошечными существами, жужжащими громче бензопилы. Симпатичные увальни-шмели и медоносные пчелы, шершни и осы всех сортов – некоторые были размером с большой палец Новы. Хотя все они вольны были улететь через туннель, здесь их всегда роились тысячи, и все были чем-то заняты, хлопотали, строили. Около сотни насекомых облепили платье и кожу Хани. Две пчелы, заметила Нова, запутались в липких от лака прядях волос.

Нова как-то заметила, что строго говоря, шершни, осы и шмели – это вовсе не пчелы, так как же Хани удается ими командовать, если ее власть по идее распространяется только на пчел. Но та лишь загадочно улыбнулась и, кокетливо приложив к щеке палец, шепнула: «Хорошо быть королевой».

Нова тогда была еще маленькой – разговор этот случился еще до ухода в подземку.

Когда Отступники одержали победу, Хани досталось больше других – она восприняла как личный выпад против себя и своих обожаемых подданных то, что их загнали в мрачные, без солнечного цвета пещеры – между тем, как Тараканы, Вандалы и прочие банды продолжали шнырять по городу наверху, хотя и под наблюдением Отступников. Тогда она и впрямь жила королевой, и теперь порой воображала, что остается ей. Скорее всего, она немного выжила из ума, так упорно отказываясь принять эту новую реальность.

– Хани! – снова позвала Нова, уже громче, стараясь перекричать жужжание.

Густо покраснев, Хани резко обернулась.

– Что еще? – рявкнула она.

У нее потекла тушь на одном глазу, оставив на щеке темные дорожки. Но от этого она не перестала выглядеть красавицей, как будто такая деталь была частью образа. Многие мужчины, пожалуй, были бы не прочь попытать счастья у такой девушки – если бы не злющие осы, снующие у ложбинки ее груди.

Увидев, кто пришел, Хани выпрямилась во весь рост, оказавшись выше Новы на полголовы. На блестящих губах ее появился намек на улыбку. Она никогда не пользовалась помадой, только мазала губы медом – лучшим природным увлажнителем, как она не раз говорила Нове, прозрачно намекая, что неплохо бы и ей воспользоваться этим средством.

– Прости, милая, – со вздохом заговорила Хани. Она взяла с туалетного столика бокал мартини и отпила, не обращая внимания на сидящего с краю шмеля. – Я не услышала, как ты вошла.

– Не страшно. Ты можешь мне одолжить…

– Я думала, ты наверху. Здесь сегодня так тихо. Куда все ушли?

Нова ладонями обхватила бока своей кружки. В туннелях было холодно, и теплая глина приятно грела пальцы.

– Смотреть праздник.

Густо подведенная бровь удивленно вздернулась.

– А он был сегодня? Как все прошло?

Нова уже открыла было рот, чтобы поведать Хани, как провалила задание. Однако, помолчав, сказала другое.

– На платформе со злодеями была актриса, изображавшая тебя.

Хани вздрогнула. Шмель свалился в напиток, она не глядя достала его и стряхнула на столик.

– Она была очень хорошенькая, – добавила Нова. – Ну, конечно, никакого сравнения с этим (она кивнула на платье Хани), но все-таки. Да, очень классная. По мне, так даже лучше всех.

Хани задумчиво смотрела в бокал. Длинные накладные ресницы касались ее щек, и в это мгновение она была похожа на портрет. Печальная и неприкаянная. Королева без своего королевства.

– Что ж, может быть меня еще не забыли.

– Ой, да перестань, – Нова опустила в кружку чайный пакетик. – Ну разве можно тебя забыть?

Слабая улыбка тронула глянцевые губы Хани, по которым как раз ползла желтая оса.

– Я к тебе по другому делу, – Нова подняла кружку, от которой валил пар. – Ты не можешь мне одолжить денег?

Хани блестящими глазами уставилась на нее и вздохнула.

Чай уже почти остыл, когда Нова вышла от Хани и направилась к развилке туннелей. Она прошла мимо еще одной заброшенной платформы – оббитые грязные плитки на стене сообщали, что это Блэкмирский вокзал – и остановилась, задумалась.

На платформе были установлены три цирковых шатра, небольших – детям по размеру и такой высоты, что в каждом из них едва можно было выпрямиться. Полосатые, когда-то кричаще-яркие, за долгие годы они выцвели, покрылись копотью и грязью. Все три шатра соединялись между собой с помощью изорванных в клочья откидных клапанов, к которым были подшиты лоскуты старых спальных мешков и простыней. В целом конструкция напоминала небольшой палаточный дворец. Однако самым поразительным было то, что вместо обычных флагов-вымпелов кто-то насадил на крышу каждого тента по кукольной голове. Черные кукольные глаза вперялись в каждого, кто осмеливался подойти.

Нова поставила свою кружку с чаем на платформу, потом вскарабкалась на нее сама. Приподняв клапан, она вошла в одну из палаток, обождала, пока глаза привыкнут к темноте и поморщилась: в нос ей ударил узнаваемый запах кукловода – Уинстон Прэтт никогда не было фанатом личной гигиены.