Райан Гродин - Инвиктус

За прошедший год Элиот преуспела в искусстве передвижения людей по шахматной доске. Устраивать и перестраивать, чтобы в конце концов поставить мат. Но «Грэмоджен» к директивам ее задания не относился. Она здесь из-за «Объекта Семь», и нет времени…

нет времени…

нет времени на заминки, танцы, игры в сваху.

— Подумай об этом. Ой, у тебя… Тебе нужно… — Имоджен не нашла слов и вместо этого показала пальцем на свои брови.

— Ах. Иногда случается. Их надо освежать. С тех пор, как я их нарисовала, прошло достаточно времени.

Махнув рукой, Имоджен проследовала в ванную.

— Здесь, если потребуется, есть отличное увеличивающее зеркало.

Помещение оказалось просторнее, чем ожидала Элиот, оно размещалось вдоль правого борта корабля. В нем имелся стандартный набор удобств для продолжительного путешествия во времени — душ, уборная, туалетный столик, водопроводная система замкнутого цикла. Зеркало соответствовало описанию Имоджен и подчеркивало все дефекты. Кто мог подумать, что на коже столько пор? Ожоги оказались не так страшны, как она думала, и уже окрасились в пастельные тона. От левой брови почти ничего не осталось.

Первым делом она смыла макияж, а потом, пока не видела Имоджен, вытащила карандаш для бровей. То был реликт со стершейся от долгого употребления надписью. Иногда, занимаясь макияжем, Элиот придумывала своему карандашу новые названия: «Черный, как души моих врагов», «Маркер вдовы», «Черный юмор», «Оружие ночи».

Пальцы двигались, подчиняясь мускульной памяти. Взмах, штрих — пустота заполнена. Имоджен зачарованно наблюдала, как Элиот чертит изогнутые линии по надбровным дугам.

— Ты всегда рисуешь одно и то же?

— Более-менее.

— И никогда не вкладывала в них никакого послания? Что-то незаметное, действующее на подсознание?

— Я… никогда об этом не думала, — призналась Элиот. — А что бы ты написала?

— «Эй, привет». Или «печенье, пожалуйста». Честно говоря, в зависимости от дня. Кстати… — Имоджен подняла огромную коробку с мелками для волос, уложенными по цветам радуги — грунтовочными, светящимися, отливающими металлом, просто белыми. Некоторыми она пользовалась чаще, чем другими, и от них почти ничего не осталось. — Как думаешь, какой цвет мне выбрать? Тейлор розовый? Календулу? Серебряную мечту?

Элиот не удержалась и про себя дала оттенкам другие названия: «Сказочная ярость», «Ушная сера» и «Новые роботы-повелители».

— Ты меняешь цвет волос каждый день? Не слишком много времени занимает?

— Я люблю краски, а краски любят меня, — ответила Имоджен. — Все лучше, чем надоевшие светлые.

— У меня были светлые волосы, пока не выпали. — Одно из немногих воспоминаний, от которых Элиот действительно хотелось избавиться. Она стоит босоногая в ванне, сжимая в пальцах клок золотистых волос. Отдельно от головы они смотрелись так дико и так безобразно; бросив их, Элиот пронзительно закричала, призывая на помощь мать.

Рука у нее дрогнула, и левая бровь получилась карикатурной.

— А, шазм, — осевшим голосом пробормотала Имоджен. — Прости, Элиот. Я не подумала. Мне и в голову не пришло…

— Не пойми меня неправильно. Мне тоже нравятся твои краски. — Элиот положила карандаш и полотенцем стерла неправильную бровь. — Мир становится мрачен. Когда рядом что-то яркое, это помогает.

Имоджен провела пальцем по рядам своих мелков. К коже пристала радужная пыльца, и она стала похожа на фею, собравшуюся вершить волшебство.

— Ты это о будущем, да? Вот почему тетя Эмпра так любила путешествовать во времени. Она говорила, что прошлое помогает ей понять настоящее… а иногда и будущее тоже. Я не понимала, о чем она, пока сама не стала путешествовать. Когда тебе открывается весь размах истории, понимаешь, насколько ты мал. И в то же время осознаешь, как много значит твоя жизнь… как сильно ты влияешь на окружающих людей. И наоборот…

Пальцы у Элиот еще дрожали. Она посмотрела на кончик карандаша, выжидая, пока он перестанет трястись. Обычно она не сталкивалась с трудностями при нанесении макияжа.

— Однако я заболталась. — Имоджен вздохнула, потом достала из коробки два мелка. — Если мы возвращаемся к отправной дате, я по умолчанию должна остановиться на аквамарине с оттенком розовой жвачки — из соображений неразрывности.

— Волосы цвета планетарной туманности, — предложила Элиот свое название.

— Похоже на туманность, правда? Значит, решено, «Небесный» подойдет. — Имоджен положила аквамариновый и розовый мелки на туалетный столик. — Я дам тебе закончить с бровями, а потом монополизирую ванную. Занимайся. Пойду состряпаю что-нибудь покрепче, с кофеином.

В ванной комнате стало в десять раз спокойнее, тишина казалась не то что полной, а скорее глубокой. Руки больше не тряслись, и Элиот приготовилась закончить то, что хотела явить миру. Идея скрытого послания ей нравилась. Нанести на лицо боевой клич, который сможет заметить только она, посмотревшись в зеркало. Элиот взглянула на свое отражение, стараясь не замечать ожогов и угрей, и прикинула, какую мантру избрать сегодня. К фексу всё? Будь готов? Сarpe diem ?

Считывание выполнено на 31 %сообщила Вера.

Помни о Чарльзе.

Элиот взяла карандаш и принялась писать, выводя тонкие, как лапки паука, буквы обратным — для стороннего наблюдателя — шрифтом. Закончив, она заштриховала написанное, так что самый искушенный глаз не смог бы заметить буквы под слоем карандаша.

.инлопси И [8] В оригинале — в зеркальном отражении. И исполни. На это она твердо настроилась.

Страх Фара оказался заразительным. С точки зрения капитана нет ничего хуже, чем видеть, как твоя неуверенность передастся экипажу, как нервное напряжение расползается по всему отсеку управления. Грэм вел корабль над Тибром, и все пятеро членов команды стояли перед вистапортом. В вечернем свете воды реки казались бурыми. «Инвиктус» двигался вдоль русла, мимо замка Снятого Ангела, над мостами, к тому участку реки, о котором люди эпохи Центрального предпочли забыть. Тому, что было сейчас водой, предстояло стать сушей, в которой Лакс устроит со временем ангар для своих нелегальных машин времени. Во времени Центрального это место оставалось потайным. Корабли, как сейчас «Инвиктус», могли попасть туда, только совершив прыжок из определенных лет, а именно тех, когда засуха довела Тибр до уровня, позволявшего избежать столкновения.

Путь до 2155 — года, в котором небеса отказались рыдать и земля взалкала, — они проделали без происшествий, но теперь, перед прыжком в ангар, ставки неимоверно возросли. Корабли Лакса взлетали и садились по строгому расписанию, чтобы избежать столкновений. Одновременная посадка двух машин времени со взрывоопасными топливными стержнями означала ядерный апокалипсис.