Нил Шустерман - Серп

— Привет, Роуэн.

— Привет.

— Что-то случилось?

— Ничего.

— А чего ты тогда торчишь здесь?

— А где еще мне торчать?

Она закатила глаза и ушла в ванную, закрыв за собой дверь. Роуэн шмыгнул обратно в оружейную.

— Кто там? — поинтересовался Тайгер. — Та девчонка, как ее, да? Знаешь, а я не прочь познакомиться с твоей соперницей. Может, она даст мне иммунитет. Или еще чего-нибудь даст…

— Нет, — соврал Роуэн. — Это серп Фарадей, и он выполет тебя на месте, если застанет здесь.

С Тайгера мгновенно слетела вся бравада.

— Блин! Что будем делать?

— Расслабься. Он принимает душ. Молчи как рыба. Я выведу тебя отсюда.

Они вышли в коридор. За закрытой дверью ванной шипел душ и плескалась вода.

— Кровь смывает?!

— Да. Он был весь мокрый.

Роуэн проводил друга до входной двери и чуть ли не вытолкал его наружу.

От начала обучения прошло три месяца, и сейчас Цитра не могла отрицать, что ей хочется стать избранницей, получить кольцо серпа. Сколько бы она ни сопротивлялась, сколько бы ни говорила себе, что эта роль не для нее, она в конце концов прониклась ее важностью и осознала, каким хорошим серпом могла бы стать. Ей всегда хотелось жить наполненной жизнью, оставить по себе след в мире. Если она станет серпом, то так и случится. Да, она запятнает руки кровью, но кровь может стать и средством очищения.

Во всяком случае, в бокаторе кровь рассматривали именно с такой точки зрения.

Бокатор «Черная вдова» требовал колоссальных физических усилий, ничего тяжелее Цитра раньше не делала. Тренер, серп Инсин, для своих прополок не пользовался никаким оружием, кроме собственных рук и ног. Этот человек дал обет молчания. Очевидно, каждый серп чем-то поступался, — не потому, что от него этого требовали, а по собственному желанию, как бы расплачиваясь за жизни, которые забирал.

— А ты что принесла бы в жертву? — однажды спросил ее Роуэн. Вопрос привел девушку в замешательство.

— Если я стану серпом, то принесу в жертву свою жизнь. Разве этого не достаточно?

— А еще ты не сможешь завести семью, — напомнил Роуэн.

Она кивнула, не желая разговаривать об этом. Мысль о собственной семье была от нее очень далека, равно как и мысль об ее отсутствии. Трудно испытывать какие-либо чувства по отношении к тому, о чем пока даже не задумываешься, до чего еще жить и жить. К тому же на тренировке по бокатору лучше не размышлять о посторонних вещах. Ум должен оставаться ясным.

Цитра никогда раньше не занималась никакими боевыми искусствами. Она предпочитала неконтактные виды спорта: бег, плавание, теннис — все те, в которых между ней и соперником была проведена четкая линия или натянута сетка. Бокатор был полной противоположностью. Бой рука к руке, тело к телу. Даже обычное общение на тренировках сводилось к чисто физическому контакту: безмолвный инструктор поправлял им руки-ноги, как будто они были манекенами. Только тело и разум, без навязчивого вмешательства слов.

Группа насчитывала восемь человек, из которых только Цитра и Роуэн были учениками. Остальную часть составляли юниоры — молодые серпы на первом году деятельности. Среди них была одна девушка, даже не попытавшаяся завести с Цитрой дружбу. Никаких поблажек девушкам не давали; предполагалось, что они должны работать наравне с парнями.

Спарринг — истинное наказание в бокаторе. Каждый поединок начинается установленным ритуалом: оба бойца кружат в центре зала, исполняя нечто вроде агрессивного танца. А потом дело принимает весьма серьезный и жестокий оборот. Допустимо всё: пинки, удары, столкновения…

Сегодня Цитра проводила спарринг с Роуэном. Он искуснее в приемах, зато она превосходит его в скорости. Он сильнее, зато и выше ростом, что отнюдь не является преимуществом. Более низкий центр тяжести Цитры придает ее телу бóльшую стабильность. Таким образом, как соперники они равны.

Цитра мощно ударила ногой с разворота прямо в грудь Роуэна. Тот едва удержался на ногах.

— Здóрово! — сказал он. Серп Инсин провел щепотью по губам, как бы закрывая молнию. Во время поединка разговаривать нельзя.

Цитра атаковала слева. Роуэн контратаковал, да так быстро, что она даже не успела сообразить, откуда вдруг вынырнула его рука. Такое впечатление, что у него их три. Девушка потеряла равновесие, но лишь на мгновение. То место, где его ладонь соприкоснулась с ее боком, загорелось болью. «Синяк будет, — подумала она и ухмыльнулась. — Ну, Роуэн, ты за это поплатишься!»

Цитра сделала ложный выпад — опять слева, а затем со всей силой, на какую была способна, налетела на соперника справа. Она свалила его и прижала к полу, но тут сила тяжести как будто изменила направление. Оказалось, что они с Роуэном поменялись местами: теперь он был сверху и прижимал ее к полу. Девушка запросто могла бы сбросить его с себя — ведь у нее была точка опоры — но она этого не сделала. Цитра ощущала удары его сердца, как будто оно билось в ее груди… и вдруг поняла, что хочет продлить это ощущение. Ей хотелось этого больше, чем выиграть поединок.

Цитра разозлилась. Разозлилась настолько, что сумела вывернуться из хватки Роуэна, тем самым прервав физический контакт. Между ними не было ни линии, ни сетки; ничто не отделяло их друг от друга, кроме стены ее воли. Но из этой стены уже начали вываливаться кирпичи.

Серп Инсин подал знак к окончанию поединка. Цитра и Роуэн поклонились друг другу и заняли свои места на противоположных сторонах круга, в то время как в центр вызвали другую пару. Цитра все свое внимание устремила на бойцов. Она ни за что на свете не взглянет на Роуэна!

Мы не те, кем были когда-то.

Взять хотя бы нашу неспособность прочувствовать литературу и искусство Эпохи Смертности. Темы, вызывавшие в смертном человеке сильнейший эмоциональный отклик, остаются для нас непостижимыми. Лишь истории любви пробиваются сквозь наш постмортальный фильтр, но и тогда глубина тоски и боль утраты, заключенные в них, повергают нас в недоумение.

Мы могли бы обвинить в своей бесчувственности эмо-наниты, но причина лежит глубже. Смертные считали любовь вечной, а потерю ее — невообразимой трагедией. Теперь мы знаем, что ни то, ни другое не является правдой. Любовь, как и прежде, смертна, тогда как мы стали вечными. Уравнять эти величины могут только серпы, но ведь каждый знает, что шанс подвергнуться прополке в этом, да и в следующем тысячелетии настолько ничтожен, что его можно не принимать в расчет.

Мы не те, кем были когда-то.

Но если мы больше не люди, то кто же мы?

— Из дневника почтенного серпа Кюри