Нил Шустерман - Серп

— Можно я теперь пойду домой? — попросил Бен так жалобно, что у Цитры едва не разорвалось сердце.

— Еще нет, — проговорила она, не поднимаясь с колен. — Но скоро, малыш, скоро.

— Ты сделаешь мне больно, Цитра?

Цитра не смогла сдержать слез, да и не пыталась. Какой в этом смысл?

— Да, Бен. Прости меня.

— Ты выполешь меня? — Он едва смог выдавить эти слова.

— Нет, — заверила она. — Тебя отвезут в центр оживления. Ты будешь как новенький.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Кажется, он немножко успокоился. Цитра не стала объяснять, почему ей надо так поступить, а он не стал спрашивать. Он доверял ей. Он верил, что раз она должна это сделать, то у нее есть веская причина.

— Будет очень больно? — спросил он.

И снова она не смогла ему солгать.

— Да, малыш. Но недолго.

Он немного подумал над ее словами. Прочувствовал их. Принял. А потом сказал:

— Можно на него посмотреть?

Она не сразу поняла, о чем он говорит. Тогда он показал на нож. Цитра осторожно вложила оружие в его руку.

— Тяжелый, — сказал Бен.

— Ты знаешь, что техасцы проводят прополку только с помощью ножа Боуи?

— Значит, это там ты будешь серпом? В Техасе?

— Нет, Бен. Я останусь здесь.

Он покрутил нож в руках — оба смотрели, как сверкает начищенное лезвие. Потом Бен отдал нож сестре.

— Мне страшно, Цитра, — еле слышно прошептал он.

— Я знаю. Мне тоже. Это нормально, когда страшно.

— А мне дадут мороженое? Я слышал, в центрах оживления дают мороженое.

Цитра кивнула и смахнула слезку с его щеки.

— Закрой глаза, Бен. Представь себе мороженое… Какое ты хочешь? А потом расскажи мне.

Бен послушался и закрыл глаза.

— Хочу с горячей помадкой, три больших шарика, с шоколадной крошкой и…

Он не успел договорить. Цитра притянула его к себе и вонзила клинок, в точности как это делала серп Кюри. Ей хотелось завыть, но она себе этого не позволила.

Бен открыл глаза. Посмотрел на сестру, а в следующий миг все было кончено. Бен ушел. Цитра отбросила оружие и схватила брата в объятия. А затем бережно опустила на пол. Из двери где-то сзади — она даже не знала, что там есть какая-то дверь — появились два медика-оживителя, быстро прошли к Бену, положили мальчика на носилки и вышли тем же путем, каким вошли.

Над экзаменаторами зажегся свет. Цитре показалось, что сейчас они сидят гораздо дальше, чем вначале. Чтобы пройти из одного конца комнаты в другой, ей потребовалась целая вечность, и пока она шла, серпы обрушили на нее болезненный шквал комментариев:

— Неряшливо!

— Ничего подобного — там и крови-то практически не вытекло!

— Она дала ему подержать оружие! Разве вы не знаете, какой это риск?

— А все эти пустые разговоры…

— Она подготовила его. Все правильно!

— Да какое это имеет значение?!

— Она действовала решительно, но, что еще более важно, выказала сострадание. Разве это не то, что все мы обязаны делать?

— Мы обязаны быть эффективными!

— Эффективность должна стоять на службе у сострадания!

— Ну это для кого как!

Члены комиссии замолчали, видимо, согласившись не соглашаться друг с другом. Цитра подозревала, что серп Мандела и серп Меир были на ее стороне, а раздражительный нет. Что до двух остальных, то с ними все было неясно.

— Благодарю, мисс Терранова, — сказала серп Меир. — Можете идти. Результаты будут объявлены завтра на конклаве.

Серп Кюри ждала ее в коридоре. Цитра в ярости налетела на нее:

— Вы должны были сказать мне!

— От этого тебе было бы только труднее! А если бы они почувствовали, что ты все знаешь заранее, тебя дисквалифицировали бы, вот и все. — Она взглянула на руки Цитры. — Пойдем, тебе надо помыться. Тут недалеко есть туалет.

— А как все прошло у других кандидатов? — спросила Цитра.

— Насколько мне известно, одна девушка отказалась наотрез и покинула экзаменационный зал. Другой парень приступил к заданию, но сломался и не смог завершить то, что начал.

— Как насчет Роуэна?

Серп Кюри отвела глаза.

— Ему достался пистолет.

— И?

Серп Кюри медлила.

— Да говорите же!

— Он нажал на спуск еще до того, как они закончили читать инструкции.

Лицо Цитры перекосилось. Серп Кюри права — это уже не тот Роуэн, которого она когда-то знала. Через какие же ужасы ему пришлось пройти, чтобы превратиться в хладнокровного убийцу?! Она не смела даже вообразить.

— «Тренодия»

из собрания сочинений почтенного серпа Сократа

Около полуночи срок иммунитета Цитры Террановы и Роуэна Дамиша истек. Теперь оба могли быть подвергнуты прополке, и, согласно эдикту (а уж коллегия позаботится, чтобы они ему последовали), один из них обязан был выполоть другого.

Во всем мире серпы собирались на конклавы для обсуждения жизненных вопросов, вернее сказать, вопросов смерти. Первый конклав года для Средмерики обещал стать историческим. Никогда раньше серпы не лишались собственной жизни во время прополки, и тайна, окружавшая это событие, придавала ему еще большую значимость. Не меньше ажиотажа вызывало и трехмесячное отсутствие одного из подмастерьев, последовавшее за фальшивым обвинением со стороны Верховного Клинка. Даже Всемирный Совет серпов обратил сегодня свои взоры к Фулькруму; и хотя имена учеников редко становятся известны за пределами их региональной аттестационной комиссии, серпы всего земного шара знали теперь имена Цитры Террановы и Роуэна Дамиша.

В то утро в Фулькруме царил лютый холод. Мраморные ступени, ведущие ко входу в Капитолий, обледенели, что делало подъем довольно рискованным предприятием. Уже не один серп поскользнулся и растянул лодыжку или сломал руку. Болеутоляющие наниты сегодня работали с полной нагрузкой, — к вящему удовольствию зрителей, радующихся всему, что замедляло шествие серпов. Еще бы — какие фотки тогда можно сделать!

Роуэн приехал на публикаре один — ни спонсора, ни какого-либо другого сопровождающего. Одет он был в тот самый цвет, которого так чураются серпы — черный. Его зеленый браслет ученика ярко выделялся на этом фоне и придавал его облику ауру молчаливой дерзости. На осеннем конклаве он был всего лишь пометкой на полях, и это в лучшем случае. Зато сегодня зрители лезли друг другу на головы, чтобы сфотографировать его. Он не обращал на них внимания и, взбираясь по лестнице, не смотрел ни на кого, заботясь лишь о том, чтобы твердо ставить ноги на обледенелые ступеньки.