Александра Бракен - Темные отражения. Немеркнущий [litres с оптимизированной обложкой]

Дети толкали меня вперед, и я снова и снова спотыкалась, когда перешагивала через осыпающийся бордюр, потом ступала на мягкую оседающую землю, потом снова оказывалась на твердой. Утоптанной. Волной раскаленного воздуха обдало руки, когда меня провели мимо чего-то, показавшегося огненной стеной.

Громкие голоса вокруг заглушали даже мои собственные мысли. Всего на секунду мне показалось, что я слышу, как Толстяк выкрикивает мое имя, а ему вторит тихий девичий голос. «Руби, Руби, Руби, Руби» – и что-то еще.

Мы попали в небольшую давку: каждый, казалось, пытался нас оттеснить, помешать попасть внутрь.

Когда лицо мое освободили от мешка, я втянула полные легкие теплого воздуха, пытаясь избавиться от ощущения, словно тысячи иголок впиваются в вены. Вокруг было слишком много лиц – слишком много больших глаз, разбитых губ, исцарапанных физиономий. Запах грязной одежды и тел смешивался с дымом, пока не стал чем-то совсем иным. Вытянув шею, я завертела головой, высматривая Толстяка сквозь лес тянущихся к нам рук. Во тьме мерцали отблески огня.

Наконец, я увидела его и стоявшую рядом Оливию. Джуда, слава богу, не было ни видно, ни слышно, но захлестнувшая меня волна облегчения уступила место ужасу, исходящему от их лиц, губ, тел, пытавшихся протолкнуться вперед. Паника, зудевшая где-то на задворках подсознания, заливала уши, подобно белому шуму. Сложив руки рупором, Оливия что-то нам прокричала. «Классный?» – удивилась я.

Мы оказались в другом здании, вероятно, в том, что попалось мне на глаза, когда я шагала к складу. Часть крыши и восточная стена обрушились, поэтому нам, одеревеневшим от холода, измученным, пришлось пробираться через груды битого бетона и перекрученного металла. Это помещение, меньше, чем первое, тоже когда-то было складом, который, судя по всему, горел. Стены и цементный пол были голыми, на них танцевали темные тени. В самом центре помещения стояли, образуя большое кольцо, металлические мусорные баки с пляшущими над ними золотистыми языками пламени, тянувшимися к детям в белом, которые наблюдали за нами сверху.

Фабрика в Термонде была специально выстроена так, чтобы СППшники могли следить одновременно за целым зданием, где работали дети-уродцы. Планировка помещения была открытой, прямо как здесь, и захламлено оно было примерно так же. Над головой на низких балках повисли два уцелевших металлических пролета.

Там и толпись белые, среди них устроился Нокс, усевшись на краю балки. Справа от него с какой-то банкой в руках сидел Майкл и тоже поглядывал на нас. При виде их ухмыляющихся рож рука запульсировала от боли. Я прижала ее к штанам, и когда нас с Вайдой втолкнули в центр огненного круга, мысли мои пустились вскачь.

Проклятье . Нам действительно придется сражаться друг с другом.

Обернувшись, я увидела, как Вайда сорвала грязный мешок с головы и швырнула его в ближайший полыхающий бак. Вены на ее шее вздулись от гнева, и я никогда не видела, чтобы она с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться. В этот момент я впервые почувствовала страх. Сейчас я нуждалась в Вайде – нуждалась в ее острой интуиции и ее всегдашней вере в то, что она не сдастся и выиграет эту драку.

– Держись меня, – в который раз повторила я.

Вайда обхватила себя руками, словно пытаясь справиться со страхом, но вот один голос перекрыл остальные.

– Приве-е-ет, дамочки, – окликнул нас Нокс. – Обещаете вести себя прилично?

Круг занимал большую часть первого этажа, но за его пределами было достаточно места, чтобы дети, не одетые в белое, могли бы втиснуться. Однако они держались на расстоянии – даже Толстяк, фигуру которого я с трудом различала через завесу горячего мерцающего воздуха, поднимающегося от огня.

– Я могу вытащить его прямо сюда, – прошептала Вайда. – Застать врасплох и передать тебе.

Я потрясла головой:

– Слишком много пушек.

И все направлены нам в спины. А еще слишком много Синих. Придется подождать, пока он спустится, тут-то я его и возьму.

Почувствовав, как во мне вновь закипает гнев, я позволила ему заполнить себя до краев, просочиться в кровь, вытеснить все до единой мысли о милосердии. Я ощущала себя хищником, готовым выйти из тени и показать свое истинное лицо.

– Правила простые, – проговорил Нокс. – Кого вышибут из круга, тот выбывает из боя. Кого нокаутируют, тот выбывает из боя, и я делаю с ним все, что мне заблагорассудится. Никакой жалости. Единственный выход – остаться стоять, где стоишь, или броситься в огонь. Уловили? Ох… как же я мог забыть? Поскольку деретесь вы двое, я изменяю свои собственные правила. Никаких способностей. Вам предстоит кулачный бой, девочки, так что не сдерживайтесь.

Мы с Вайдой обменялись быстрыми взглядами. Я понятия не имела, о чем она думала, но тут же начала соображать, как ей быстро и без обмана меня победить. Отказ от драки означал бы, что сделка не состоится, но я не была в восторге от идеи, что Вайда вытолкнет меня из огненного круга.

– А как насчет сделки?! – крикнула я. – Запасы в обмен на разрешение присоединиться к одному из охотничьих отрядов?

Нокс напрягся на слове «запасы», а, что еще важней, дети подались вперед. Небольшое напоминание о жадности их вожака.

– Проклятье, – процедил он, – ну ты и зануда. Выиграй – и я, может быть, подумаю.

Сделав несколько шагов назад, я закрыла глаза. С какой силой ей нужно ударить, чтобы нокаутировать меня с одного раза?

– Введите его! – увидев нашу реакцию, рассмеялся Нокс. – Что? Вы, правда, думали, что будете драться друг с другом ? Прикольно.

Вайда развернулась в сторону пролома в одной из стен здания за моей спиной. Мне в этом не было нужды. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять: неважно, что она увидела, дело было плохо.

Наверху было раздался шепот, но быстро стих, заглушенный другим звуком: рокотом, протяжным низким урчанием чего-то тяжелого, что волокли по земле.

По спине сбежала струйка пота, реагируя на натужное кряхтение, рычание, больше походившее на стон, звон чего-то, что могло быть только цепями.

Разум – странная штука, а мой – еще более странный, по сравнению с другими. Сам выбирает, о чем ему помнить, и даже решает, какие воспоминания оставить особо четкими и острыми, как осколки стекла. Такие воспоминания навсегда прорастают в тебе, неожиданно всплывая от звука или от запаха. Я столько всего забыла о своей жизни ДО того, как меня забрали солдаты, но будь я проклята, если мне когда-нибудь удастся изгнать из памяти хотя бы одно черное воспоминание о лагере.

Я не могла забыть о том, как нас распределяли по цветам, и, тест, который едва не завалила.

Не могла забыть лицо Сэм, когда стерла из ее памяти воспоминания о себе.