Михаил Успенский - Мудрец. Сталкер. Разведчик

Вдруг объявляется мужичок. Как уж он с московским начальством договорился – не знаю, только вербует он нас всей бригадой на какую-то денежную шабашку. Документов, заметь, не спрашивает. Ну да и я не говорю, что я белый человек. Проканал успешно за узбека, по-русски в упор не понимаю. И Умар, вижу, тоже не бравирует знанием русского.

Сажают нас в автобус, десять голов, и везут на Киевский вокзал. Суют в какой-то товарный вагон и велят сидеть тихо. Сидим. Поезд тронулся. Едем на Украину. Или в Украину. Ладно, думаю, хоть к дому поближе и бесплатно.

Хотя и странно – шабашить в Украине, когда люди сами оттуда уезжают в Россию на заработки.

Дед всегда говорит, когда меня ругает: «Капа маре – минти наре». Это значит – башка большая, а мозгов нету. Правильно говорит. Иначе сбежал бы я на первом же полустанке.

Я тогда, Печкин, про Зону знал очень мало. Не потому что тёмный, а так – была она вне круга моих интересов. Для меня что сталкеры, что геологи, что полярники были один хрен. И уж тем более не предполагал, что там найдётся работа для гастарбайтеров.

А мужичок-то этот был от Жареного, как впоследствии оказалось.

Из вагона перегрузили нас в старенький «пазик» с затонированными стёклами, хотя и так уже ночь стояла. Везли долго, с поворотами и ухабами. Потом остановились прямо в чистом поле.

Встречают нас трое парней в камуфляже и при оружии. За спиной рюкзаки, словно это диверсионная группа в тылу врага.

– Это для охраны вашей, – сказал вербовщик. – Здесь много диких кабанов.

Хорошо что не диких обезьян, думаю.

И погнали нас гуртом в сторону леска. Заметь, Печкин, что под проволоку мы не лезли – значит КПП где-то проехали без проверки. У Жареного везде были свои люди.

Остановились примерно через час возле каких-то живописных руин. Тут нас ждали полевая кухня и армейская палатка. Основательно подготовились!

Накормили хорошо, от пуза, и спать уложили на новенькие нары – даже с матрацами. Впервые за много дней дали отоспаться как следует.

А мне не спится. Что это за работа, думаю, такая секретная? Уж не на органы ли нас собираются пустить? И почему нас заставляли идти по лесу след в след? И что за огоньки мерцали в этом лесу? И чего наши охранники опасались всю дорогу?

Но всё-таки заснул.

И разбудили нас не в самую рань. Хотя в Зоне насчёт времени суток трудно определиться. Посмотрел на часы – а на дисплее каша какая-то. Тогда я не знал, что кварцевые часы здесь не носят.

Умыться было негде – ну да узбеки и не претендовали, и я от коллектива не оторвался. Пахать можно и неумытому. Бери больше, кидай дальше…

Построили нас в одну шеренгу. Вот-вот определят фронт работ и выдадут инструмент…

Однако вербовщик сказал:

– Сейчас двинемся дальше к месту работы. Из строя выходить можно только по моей команде. Останавливаться по моей команде. Оправляться по моей команде…

Ну и матом – чтобы без перевода было понятно.

Переоделся наш вербовщик, тоже в камуфляже и при «калаше», на голове каска, на боку противогазная сумка, воевать собрался…

А с ним ещё один человек – тоже камуфлированный, но без оружия, а в руках у него видеокамера, но не маленькая, как у туристов, а солидная, профессиональная. Маленькая же камера закреплена на шлеме, я видел такие штучки. Кино про нас собрался снимать, что ли? Ну да, и физиономия самая творческая – из-под шлема торчат длинные патлы, бородка мушкетёрская… Молодой оператор, словом.

– Его слушаться как меня, – сказал вербовщик и показал на оператора.

Я тебе, Печкин, хочу передать то, что тогда понимал и чувствовал. Теперь-то я знаю, где мы находились, а тогда…

Шли через лесок, и всё я удивлялся, что листьев нет и хвоя пожухлая. Ясно – большая химия постаралась. Так такое повсеместно бывает…

Никакого Чернобыля тогда у меня и в мыслях не было. Ну не мог я предположить такой подляны. Я-то думал, что нормальные люди от этих мест шарахаются…

Посмотрел на Умара, Умар на меня. Учитель покачал головой и показал на пальцах, что надо бы отсюда мотать, и в темпе. И ясно нам, что не от кабанов нас защищают, да и не защищают вовсе, а стерегут, чтобы не разбежались…

Шли, шли – остановились у какой-то деревни. Нас посадили на землю, раздали какие-то таблетки. Вербовщик сказал, что от поноса. Думаю теперь, что и вправду от поноса – кто бы на нас ценный радиофаг тратил!

Ну подумаешь – брошенная деревня! Мало ли таких нынче! Все уехали в Москву на заработки, вплоть до стариков и младенцев…

Поднял вербовщик одного немолодого узбека, взял за руку и повёл в сторону деревни. Оператор и один из автоматчиков за ними пошли.

Ты, конечно, спросишь, почему мы сидели, как покорные бараны? И ты бы сидел как миленький. Ах, побывал в заложниках? И не сидел, как баран? Ну, значит, ты герой, а мы люди маленькие. И не предполагали мы себя в заложниках, потому что ни с нас, ни с родни нашей ничего не возьмёшь, а люди мы тут чужие…

Только там я понял, как это один немецкий солдат мог целый батальон пленных красноармейцев конвоировать.

Вот так и мог.

Стая много глупее любого её представителя.

Один из камуфляжников достал из рюкзака бумбокс и включил на полную мощность хэви метал. Старый – «Джудас прист». А фриц играл бы на губной гармошке «Фор дер казерне фор дер гроссен тор»…

Потом вернулись трое, без узбека. Оператор довольный, смеётся, вербовщика похлопывает по плечу, у конвоира же морда переменная… Он даже бумбокс пинком заглушил от огорчения…

Узбеки спросили, где, мол, Абдулло-устод? Он у них вроде мастера был.

– В деревне, – сказал вербовщик. – Объясняет местным, как правильно плов готовить, мы обедать туда пойдём…

Выходит, не пустая деревня. Так зачем же туда с охранником идти? И оператор – он что, приготовление плова снимал?

– Не увидим мы больше деда, – еле-еле слышно сказал я Умару.

– Похоже на то, – шепнул учитель. – Что делать будем?

– У них четыре ствола, – сказал я.

В рабство деда, что ли, продали? Так это не Кавказ, да и не слышал я, чтобы в Украине такое происходило…

У них четыре ствола, а у нас только ножи – не сочли нужным даже обыскать нас. Ножи хорошие, восточные, настоящие пчаки… Но что ножи против автоматов?

Вербовщик между тем выбрал ещё одного парня, на этот раз самого молодого, Фарика. А Фарик происходил из какого-то горного кишлака, который даже по восточным понятиям считался Тмутараканью, и русского он вообще не понимал.

– Пусть сушняка заготовит, – сказал вербовщик. – Мы проводим его до места…

За сушняком с видеокамерой? Интересно. Что же эти ребята с людьми делают? Куда уводят?

Да ещё под двойным конвоем, потому что давешний «десантник» наотрез отказался идти в одиночку, припахали второго. С нами только один остался…