Михаил Успенский - Мудрец. Сталкер. Разведчик

Горбовский удовлетворенно кивал головой.

– КОМКОН-2 предлагает резко ограничить доступ к БВИ частным лицам, взять под контроль всю информацию по прогрессорству и понемногу готовить полную эвакуацию с Гиганды.

– Для чего же только с Гиганды? – поднял брови Горбовский. – Тем более, помнится, что милейший Корней Янович сообщал о больших успехах…

– Связи с Гигандой уже нет, и мы не знаем, что там происходит.

Может быть, Странники объявились там в открытую, может быть, Странники превратили планету в Черную Дыру. Все может быть.

– Знаете что, Максим, – сказал Горбовский. – Вы, конечно, непревзойденный разведчик, конспиратор и все такое. Но подчас не можете сопоставить два вопиющих факта, чтобы сделать более-менее грамотный вывод.

– А именно? – снова не обиделся Каммерер.

– Еще месяц назад промелькнуло скромное сообщение, что в лаборатории полимеров Джанет Круликовской под Кейптауном удалось синтезировать вещество, по свойствам своим неотличимое от нашего любимого янтарина.

– Н-ну… – неуверенно сказал Максим.

– Баранки гну, – ласково и с великим терпением парировал Горбовский. – А кто, по-вашему, изобрел янтарин?

– Разумеется, Странники.

– Умница. Если Странники изобрели янтарин, следовательно… Ну, Максим, напрягитесь! Когда я только что излагал всю эту историю детишкам, они сообразили куда быстрее.

– Вы хотите сказать…

– Вот именно! Только не мне бы это говорить, а кому-нибудь из КОМКОНа-2, после чего закрыть тему Странников раз и навсегда. Да, дорогой мой, и людены – мы, и Странники – мы, и, сильно опасаюсь, те ребята на Ковчеге – тоже мы, только непозволительно поумневшие. Вся история со Странниками уже описана в литературе, причем в детской.

Только там это называется «поиски Слонопотама». Бедные мы медвежата, бедные мы поросята – мы шли по собственным следам. То, что мы этих следов пока не оставили, ни о чем не говорит…

– Леонид Андреевич, – сказал Каммерер. – Ну нельзя же при нынешнем состоянии науки всерьез говорить о цикличности Времени…

– Нельзя, согласен – но придется, пока вы не сочините более удобоваримую гипотезу. Кстати, в течение тысячелетий люди верили, что время циклично – и ничего, и руки не опускали, пирамиды вон до сих пор стоят…

В этом был он весь – Горбовский Леонид Андреевич, прославленный пилот, Следопыт и мудрец. Эталоном непонятности по традиции принято было считать знаменитого киборга Камилла, но и Камилла Горбовский, случалось, ставил в тупик…

– Тут и вся история с «подкидышами» выглядит иначе, – продолжал Горбовский. – Умные потомки послали глупым предкам посылочку – разумеется, с целью удержать предков от какой-нибудь очередной глупости. Дело не выгорело – опять-таки по глупости нашей и трусости.

Бог хитер, но не злонамерен. И даже через много тысяч лет никакому сверхчеловеку в голову не придет отправить своему пращуру адскую машинку. Надеюсь, вы знаете хотя бы, что такое адская машинка?

– Знаю, – ответил Максим. – У нас в подполье на Саракше их очень даже неплохо делали.

– Возможно, что посылочка эта, – сказал Горбовский, – и предназначена была для того, чтобы прервать временной цикл… У Рудольфа просто не хватило выдержки. Доброты у Рудольфа не хватило.

– Информации у Рудольфа не хватило, – сказал Максим. – А вообще я во всем виноват. Мог ведь остановить Абалкина, ушами прохлопал…

– Вот тогда и начали проявляться людены, – сказал Горбовский. – Как еще одна попытка выйти за пределы цикла.

– Леонид Андреевич, дорогой, – сказал Максим. – Все это очень интересно и достойно самого широкого обсуждения. Но я-то не философ, я простой оперативник. Мне не тайны Мироздания постигать положено, а реагировать на явную опасность. А я чувствую, что наши люди на Гиганде в опасности. Более того, в опасности все человечество, коль скоро начались сбои в БВИ…

– Хорошо, – неожиданно согласился Горбовский. – Поговорим о Гиганде. Когда вы делали запросы в БВИ, вам ничего не показалось странным?

– Там все мне показалось странным, – пожал плечами Максим. – Гиганды нет, ничего нет… Да еще герб герцога Алайского к чему-то приплели…

– Вот-вот, – сказал Горбовский, вставая. – «Сведений нет» – это от машины. А герб Его Алайского Высочества с оскорбительным девизом – это, как говорил один толковый безумец, «человеческое, слишком человеческое». Для чего я, по-вашему, покинув свою обитель скорби и одр болезни, развлекаю детишек в городе Антонове?

– Для чего? – тупо повторил Каммерер.

– А для того, – сказал Горбовский, и длинное, темное лицо его осветилось, – что собираюсь я навестить «Дом Корнея», и прошу вас, оперативнейший мой, сопровождать меня, старика, чтобы не получить мне, старику, в лоб. Или по лбу, что, в сущности, едино.

«Дом Корнея» нисколько не походил на «Дом Леонида» – да это и не дом, в сущности, был, а целый комплекс зданий и помещений, включавший в себя спортивные залы, арсенал, лазарет, информационный центр, не говоря уже о знаменитом корнеевом музее, в котором быть я не был, а слышать слышал.

Вести флаер я не мог, поскольку голова ничего не соображала.

Леонид Андреевич, приговаривая что-то вроде «вы, нынешние – ну-тка!», вытеснил меня с водительского места и тряхнул стариной так уж крепко, что я начал опасаться за его жизнь. За свою, кстати, тоже. Внизу проплывали, временами становясь набок, золотые пшеничные поля.

Зато на подлете к «Дому Корнея» великий пилот вырубил и без того не очень шумный двигатель и спланировал отнюдь не на положенную площадку, а почти за полкилометра от дома, чуть ли не в кусты.

– Вы умеете ползать по-пластунски, Максим? – сказал он. – Мне бы очень не хотелось тревожить обитателей дома.

– Ползать по-пластунски я умею, – доложил я. – Но вам не рекомендую. Что же касается обитателей дома, то их всех, насколько я понял, свистали наверх – во главе с хозяином.

И тут я вспомнил, что Корней Янович Яшмаа – один из «подкидышей», значок «эльбрус», если не ошибаюсь. Нет, не ошибаюсь.

Ну, вот вам еще одно совпадение…

– Вряд ли он нас ждет, – сказал Горбовский, – но подстраховался наверняка. Представьте себе, Максим, что нам предстоит пробраться в штаб-квартиру хонтийской, скажем, разведки, не потревожив и не повредив часовых, тем более, что живых часовых и нет. Дверь, допустим, заблокирована на пароль. Все двери. Вот чертеж дома, – он протянул мне табличку. – Ваши действия?

Дом, повторяю, был незнакомый, зато все блоки стандартные – Корней Яшмаа не любил излишеств. Я некоторое время изучал чертеж, потом вернул его Горбовскому.

– Пока вижу только один путь, – сказал я. – Допустим, все входы действительно заблокированы. Во дворе со стороны слепой стены есть люк – система циркуляции бассейна. К сожалению, это бассейн не в спортзале, а в музее. Вы, случайно, не знаете, кого Яшмаа поселил в бассейне, Леонид Андреевич?