Александр Громов - Шаг влево, шаг вправо

Миновало время, когда я стал бы возражать, убеждать и спорить. И очень хорошо, что миновало, потому что всякие никчемные споры «для сохранения лица», всякое выяснение отношений между нами всегда кончались ссорой и недельным молчанием, пока я не научился никогда не выяснять никаких отношений. Вместо этого я картинно набычился, состроил свирепую рожу и взревел не вовремя разбуженным медведем:

— Ах, вот так, да?!

Я сгреб обеих в охапку, поднял и потащил в гостиную. Настька с удовольствием завизжала. Маша отбивалась молча — у нее перехватило дыхание.

— Живота или смерти?

— Ох… пусти!

— А ну, кому тут устроить «полет в стратосферу»?

— Пусти, говорят тебе! Слон!

— Ага! — закричал я, сжимая сильнее. — А кто говорил: мелкий, мол? Слон! Будешь теперь каяться?

— Ой!.. Буду!

Я осторожно уронил на диван обеих: брыкающуюся супругу и радостно визжащую дочь. Маша тут же показала мне кончик язычка:

— Слон, но мелкий. Карликовый.

Она уже посмеивалась.

— У Ганнибала были небольшие слоны, — блеснул эрудицией я. — Североафриканский мелкий подвид. Они теперь все вымерли.

— Вот ты такой и есть. Все еще капитан, и на тебе ездят.

Опять двадцать пять. Древняя песенка. Я было подумал, не сообщить ли жене в туманной форме о намеках Максютова на блистательные перспективы, но отложил на потом. На худший случай. Пусть это будет главной линией моей обороны, от которой пехота противника откатится в беспорядке, поредев наполовину.

А кто когда-либо сомневался в том, что супружеская жизнь — позиционная война?

Ну я, например. Это было очень, очень давно, когда курсант Рыльский бегал в самоволки ради чисто платонических (поначалу) встреч и был глуп соответственно возрасту. Но даже тогда, как я теперь понимаю, я выбрал Машу не за красоту — за редкий для красивой девушки отказ считать будущего супруга облагодетельствованным самим фактом обладания ею. Сами, мол, мы с усами. Вот и сейчас, раздумав ссориться, вытирая послюненным платочком перемазанные Настькины щеки, она принялась рассказывать мне о своих переводах: что сделано, а что нет, когда и сколько обещали заплатить и так далее. По-моему, вот где настоящая мистика. Ни ума, ни чипа не хватит, чтобы понять, кому в наше время и в нашей стране нужны переводчики с русского на эсперанто? Да и в какой бы то ни было стране кому нужен эсперанто, если есть пиджин-инглиш? Кто мешал Маше стать женою коммерсанта, продать себя оптом, стать выигрышным дополнением к чужому имиджу, вроде новейшей навороченной иномарки?

Прост ларчик: мы любили друг друга, вот и все.

А теперь?

Можно жалеть об упущенном — но поздно.

Можно отыгрываться на всех подряд, хотя бы иногда чувствуя удовлетворение.

Все можно. Нельзя только выбросить проклятую лишнюю хромосому…

И забыть о ней — нельзя.

— У тебя отпуск скоро? — спросила жена.

— Здравствуй! А в июле что было?

Она картинно сморщила носик.

— Неделя в подмосковном пансионате — фу-ты ну-ты… На море нас в этом году так и не вывезешь? Лето кончается.

Я вздохнул.

— Понятно, — сказала Маша. — Тогда, может, хоть сегодня куда-нибудь смотаемся? В лес или, еще лучше, к речке. Я не купалась давно.

— Мне поработать надо, — сознался я, разводя руками.

— Опять?

— Угу. Ты извини, ладно?

— Да чего уж. Работай, а я позавидую. Знал бы ты, до чего обрыдло быть домохозяйкой!

— Так ведь скоро уже. Или раздумала?

— Нет, — она помотала головой. — А то свихнусь. Слушай, а ты скучать по ней не будешь? Пятидневка как-никак.

Терпеть не могу, когда в сотый раз обсуждают давным-давно решенное. Я только буркнул:

— Буду.

— А в том интернате правда хорошие дефектологи?

— Да. Я узнавал. Правда.

— Только дорого это…

— Ничего, — вздохнул я. — Как-нибудь вытянем. А на выходные будем забирать ее домой, ведь договорились.

— Тебе бы только от ребенка избавиться!

Так. И это уже не впервые. Господи, дай же что-нибудь: или ей логики, или мне терпения…

Злоба душит. Злоба!

«ЧИППИ, ПОДСКАЗКУ!»

За ним не заржавеет. Сто шестнадцать вариантов после первого отсева. Одиннадцать — после второго. Две десятых секунды на окончательный выбор.

— Я люблю тебя, Маша.

Оптимально. Мог бы и сам сообразить, между прочим!

Она фыркнула и передернулась, но уже оттаивала так же быстро, как вспыхнула. Только бы Настька не пролепетала что-нибудь некстати!.. Но ей было некогда: она заканчивала расправляться с батончиком.

— Ладно уж, боец невидимого фронта. Работай, но сперва с ребенком посиди.

— Она не помешает, — сказал я.

— А, понятно… Как-нибудь ночью выдерну из тебя чип и спущу в унитаз. Пусть эта дрянь канализацией управляет.

— Нельзя: он казенный.

— Он часть тебя. А ты — мой.

Чмокнув меня в щеку, Маша ушла на кухню готовить завтрак; для Насти же я включил телевизор и сделал звук погромче. По раннему времени из-за океана передавали прямую трансляцию футбольного матча, и это было хорошо. Насте все равно, что смотреть, главное, чтобы на экране что-то двигалось, и чем больше мельтешит, тем лучше. Комментатор почему-то обозвал сборную Мексики потомками инков. Дурак. Это все равно что сказать: русские, мол, — потомки шумеров. Но что ему, комментатору?

За окном провыла электричка, отходящая от близкой станции. Я заставил себя отключиться от внешних звуков и вернулся к своим баранам.

Предположение о кампании массовой дезинформации отпадало сразу же. Во-первых, чересчур громоздко и сложно. Такого рода глобальные акты могут позволить себе разве что правительства не последних на этой планете стран, их спецслужбы или олигархические группировки. Во-вторых, кому и зачем понадобилось дезинформировать население столь невиданной небывальщиной? Причины и цели не просматриваются. В-третьих, одну из этих «дезинформаций» я наблюдал сам. В Языкове.

Нет, все же не зря меня когда-то заставляли тренировать память — без навыков я провозился бы втрое дольше. Вот почему, между прочим, упомянутые вчерашней дамочкой чипированные преступники не так страшны, как их малюет телевидение, а всяческие ограничительные законопроекты, вызывающие бешеную реакцию Комиссии по правам, вряд ли когда-нибудь будут рассмотрены в Думе, несмотря на очевидную выгоду для страны.

Потому что выгода эта не столь уж велика.

Очень скоро я наткнулся на совсем короткий файл, резко выпадающий из общей канвы. Этакое предостережение, занявшее бы всего полторы строчки на экране монитора, если бы я вздумал воспользоваться компьютером:

«НАДЕЮСЬ, ВЫ НАЙДЕТЕ ОТВЕТ. НО, ВОЗМОЖНО, ВЫ НАЙДЕТЕ НЕ ТОТ ОТВЕТ, КОТОРЫЙ ИСКАЛИ».

Пожалуй, так и есть.

Какое мое дело, собственно? Это предостережение адресовано не мне — Максютову.