О’Санчес - Суть острова [Дилогия]

– Смейся, смейся…

– Нет, нет, я не с целью унизить или оскорбить… Я где-то даже восхищен… Здесь присутствует нечто микеланджеловское по масштабу… Погодите, очки надену. Есть у нас время?

– Есть, хоть до утра.

– Нет, до утра не пойдет, у меня мама приболела в очередной раз, и мне нужно ехать домой, подменить и отпустить сиделку. Но – как минимум – очень любопытно все, что вы мне тут показали. Надо же: ведь это как бы в мои обязанности входит – думать обо всех этих вещах и закономерностях, я аналитик фирмы, а тут… – У Яблонски лоб и уши стали малиновые от внезапной обиды, и Сигорд, хотя и не чувствовал за собою вины, понял, что следует включить отвлекающий маневр, смягчить накал страстей, по крайней мере, пустить их по другому руслу.

– Ты можешь не прибедняться и не рвать остатки волос вокруг плеши, ты и без моих графиков по уши загружен и делаешь немало… – Как Сигорд и ожидал, Яблонски, услышав слова про остатки волос, подпрыгнул, немедленно ощупал небольшие залысины по краям лба и побежал к зеркалу…

– Когда вам стукнет шестьдесят пять, Сигорд, у вас голова будет блестеть как биллиардный шар, попомните мои слова. Что за манера тыкать людям в лицо их недостатки? Господи, я же их специально смазываю, хожу в дорогой салон, массирую кожу по всему слою, чего им не хватает?.. Возраст, конечно же… эх… возраст.

– Я пошутил, за неделю плешь твоя почти не выросла. Так вот…

– Она вообще не выросла! И не плешь, а пространство надо лбом. Плешь бывает на затылке, а не на лбу!

– Ах, на затылке, ну тогда да. Ну, так что скажешь насчет графиков и идеи?

– Надо подумать.

– Чего тут думать – рубить и колоть, марш, марш вперед!

– Надо подумать, мы не в казарме и не плацу. И кроме того, прибыль-то мизерная получается со сделки, проще пятерки за регистрацию собирать. Там вообще без риска.

– Может быть, но есть разница: пятерки – фиксированная плата, а прибыль с этих наших будущих сделок – пропорциональна объему купленного товара. И объем нащелканных за день пятерок величина примерно постоянная, в то время как при игре мы регламентированы только биржевым временем и собственными производственными мощностями. Вот тут-то наши пятьдесят миллионов заиграют не хуже полкового оркестра! В день до полумиллиона снимать будем! Верняка, заметь. А со временем, по мере роста капитала, так и того…

– Ну уж до полумиллиона… Хотя бы по сотне тысяч безрисковых получалось – и то было бы волшебно… Но так не бывает, чтобы без риска.

– Бывает. Еще как бывает, Ян Яблонски! Где-то через недельку разгрузимся ото всех обязательств, срубим свои жалкие три пенса прибылей и потерь по текущим рутинным делам, сконцентрируемся и начнем, помолясь! Как у нас на сегодняшний день с курсами?

– Да никак. Все тихо, все спокойно, все надежно. Все как обычно. Неоткуда взяться неожиданностям… Я, признаться, хотел предложить вам, как подсознательному милитаристу-надомнику, поиграть на военных акциях, тоже заманчивое дело, между прочим!..

– Говори, говори, одевайся и говори. Пока ты отряхнешь пиджачок…, уберешь бумаги и выстроишь скрепки на своем столе, я и послушать тебя успею, и чайку себе заварю.

– Заварен уже, я вам оставил на чашку, вы же некрепкий пьете. Остыл, подогрейте, секундное же дело. Всюду побалтывают чуть ли не о войне… С Британией.

– Чушь.

– Именно, как вы выражаетесь. Абсолютная беспросветная чушь. Но разговоры идут, на цены влияют. Акции военных предприятий пухнут как на дрожжах. Если грянет война – цена им пыль дорожная будет, как и всему Южному полушарию с Бабилоном во главе…

– И Северному.

– Да, и Северному полушарию, и всем живущим по обе стороны экватора. Но это значит, что никакой войны не будет, а акции, тем не менее, растут, питаемые дурными слухами. Почему бы нам без хлопот и риска не заработать на этом? Прежде чем взяться за вашу идею?

– Хм… Отчего все плешивые такие умные? Это надо будет завтра предметно обдумать…

– Сигорд. Я – не – плешивый.

– Но все одно умный. Закрывайся, ставь на сигнализацию и поехали.

– Ну что, Эли, все готово?

– Да.

– Сабборг знает, как ты считаешь? Или догадывается?

– Не уверен, однако вот увидишь: еще дым из ствола не рассеется, еще чрезвычайное положение объявить не успеем, как он сообразит, что к чему. Волчара.

– Ради бога, пусть догадывается, но мы ведь все равно подскажем ему, где правильно искать преступника?

– И тут все готово. Для него, для нас, для прессы, для международных наблюдателей. Шпион коварнее разведчика, но глупее, на этом-то мы его, голубчика, и разоблачим, совместными с Конторой усилиями.

– Да ты, вроде, слегка волнуешься, Эли?

– Угу. А ты как?

– Боюсь.

– Что-что? Железный Доффер может чего-то бояться?

– Представь себе. Сейчас бы коньячку граммов двести, подрасслабиться чтобы…

– Ну так дерни. Ты же министр, тебе и на рабочем месте можно.

– Нельзя, это слабость. Когда все закончится – выпью от души. Но не допьяна.

– А я, хоть и замминистра, нажрусь, с твоего позволения. Когда все завершится.

– Нажрись, не возражаю.

Катастрофа пришла оттуда, откуда невозможно было представить: за один день до исполнения «Домом фондовых ремесел» срочных обязательств перед клиентами, был застрелен господин Президент, Главнокомандующий Вооруженными силами страны, мыслитель нации, хозяйственник, гарант стабильности, почетный фараон всех пирамид Африки и обеих Америк, трижды академик Леон Кутон. Пуля подлого убийцы настигла его, когда он произносил речь, стоя на какой-то незначительной праздничной трибуне, и страна внезапно, хотя и ненадолго, осиротела.

Бабилон, страна и столица, вспомнил предыдущую похоронную веху шестнадцатилетней давности и заскорбел во всю застоявшуюся траурную мощь… Речи, речи, речи… Митинги стихийные и плановые, венки, красно-черно-белые полосы глянцевых журналов, бесконечные биографические репортажи… И, наконец, минута молчания над всем континентом. Покойник, конечно же, не увидит этого и не услышит, но преемник его, генерал Фридрих Мастертон, который в перспективе не может не примерять на себя все эти прощальные знаки уважения, преемник увидит и запомнит, и оценит – кто и как верноподдан власти.

Странные слухи витали в бабилонском обществе по поводу неожиданного возвышения малоизвестного до сей поры Мастертона, противоречивые слухи, ибо не принадлежал он ни к одной из главных финансово-политических группировок, не был ангажирован ни одной из них. Все произошло так, словно бы все заинтересованные во власти стороны замешкались, а он случайно шел мимо, нагнулся, да и поднял. А что спецслужбы и иные силовые структуры? На то они и спецслужбы, что по ним не определить, в чем и какой у них интерес. Чрезвычайное положение позволило без судебной волокиты расправляться со всяким уголовным и антиправительственным отребьем, но, по большей части, все это приводилось в исполнение военными патрулями и трибуналами, а отнюдь не сотрудниками из Службы или Конторы… Мутна поднебесная политика, непрозрачна для живущих в долинах, лучше туда не соваться.