Натан Темень - Главный приз

Извините, граждане. Промашка вышла, — сказал старший.

Министр отряхнул костюм. Набрал воздуху для разноса, и тут дверь во внутренний кабинет пронзительно скрипнула. В образовавшийся проём вывалился, держась за косяк, расстёгнутый до исподнего, всклокоченный Михалыч. Уставился на шефа диким взглядом, и невнятно просипел что-то. За Михалычем, сонно моргая и пошатываясь, стоял один из его парней. На парне не было ничего, кроме галстука.

В приёмной повисла мёртвая тишина. Только чуть слышно тикали на полу у стены часы, да сопел повреждённым носом секретарь.

— Ну, знаешь, Михалыч, — наконец выговорил изумлённый министр. — Уж этого я от тебя никак не ожидал.

***

Группа в чёрных комбинезонах поспешно покинула приёмную, последним вышел старший. Дверь захлопнулась. Министр тяжело оглядел Михалыча. Тот торопливо оправлял костюм. Его Третий ползал по полу в кабинете в поисках своей одежды, бормоча под нос всякие слова.

— О, чёрти и дьяволы! — вскричал господин Гиль, успевший вернуться к чудом уцелевшему коммуникатору. — Двести пятьдесят шесть якорей вам в печёнку! Мой прибор!

Министр поглядел на прибор в кожухе, что принёс Третий. Пожал плечами:

— Да ладно, простая царапина…

Господин Гиль смотрел в экран коммуникатора, и он глянул туда.

Там всё ещё была открыта картинка из коридора возле лаборатории. Там, у закрытой двери, топтались и размахивали руками люди в чёрных комбинезонах, и в центре этого галдящего круга он узнал парней Михалыча. Один из них кричал что-то злое, тыча в лицо одному из комбинезонов рукой в странной митенке. На перчатке болтался вырванный с потрохами шнур, а сама перчатка едва держалась на пальцах, вывернутая наизнанку. На полу, у косяка, валялась вдребезги растоптанная чёрная черепашка. Рядом лежал её растоптанный, скрученный пёстрый хвост.

— Вы мне за это ответите. — Сказал сквозь зубы господин Гиль.

Он поднялся из-за стола, и зло ткнул пальцем в кнопку, переключив канал. На экран выпрыгнула картинка местных новостей.

Министр проводил взглядом взъерошенного учёного, и повернулся, оглядывая разгромленный кабинет. Виноватый Михалыч придвинулся было к нему, он отпихнул его локтем.

— Эй вы, как там вас, охрана! — гаркнул министр, потея от злости. — Слышите меня? Нас тут едва жизни не лишили! Какие вы, к дьяволу, спецы!

— Вы нами недовольны, господин министр? — спросили за спиной, и он развернулся на каблуках.

У стола, на поднятом с полу мягком стуле, сидел один из тех самых спецов. Когда министр, по рекомендации господина Фрезера, нанимал их, ему представили одного. Как он понял, старшего. Старший ему понравился, и он решил, что все остальные тоже парни хоть куда.

— Недоволен? — рыкнул он, глядя в наглые, светлые глаза белобрысого спеца. — Вас уволить надо, всех до одного! Где вы были, когда мы тут под пулями вертелись?!

— Мы не можем помешать вам совать голову в петлю, — спокойно ответил блондин. — И мы не договаривались служить для вас орудием нападения. В договоре указано…

— К чёрту ваш договор! — окончательно разъярился министр. Михалыч опять подсунулся к нему, и он снова отпихнул его локтем. Да и Михалыча надо бы послать подальше. Совсем распоясался. — Балерины вы, а не охрана!

— Как мы поняли, вас больше не устраивает наш договор? — вежливо осведомился блондин.

— Как хотите, так и понимайте! — отрезал министр.

— Хорошо. — Блондин поднялся со стула, и министр невольно отступил назад. Он уже позабыл, какой этот старший спец здоровый верзила. — Возьмите это на память. Ваша пуля.

Верзила протянул руку. На ладони его лежала пуля. Пуля того образца, стреляные гильзы которых раскатились по полу приёмной.

— Можете повесить её себе на шею, — блондин ухмыльнулся, и, слегка пригнувшись в дверях, вышел из приёмной.

— Кто-нибудь объяснит нам, почему в здании, где только что прошёл ремонт, и выданы все соответствующие заключения, производится незаконный обыск? — громко спросил коммуникатор, и министр вздрогнул, обернувшись к столу.

Экран показывал местные новости в прямом эфире. На ступеньках здания, которое министр тотчас узнал, того самого, где они сейчас находились, толпились журналисты. Десяток человек с микрофонами обступили человека в строгом плаще и с деловым коммуникатором под мышкой. Человек давал интервью.

— Мы, представители застройщиков, вынуждены заявить решительный протест… — громко, пытаясь перекричать гул толпы и свист холодного ветра, говорил в микрофоны человек в плаще.

Камера развернулась, дала крупный план крыльца. Вертящиеся двери выпустили несколько пострадавших. Все они имели потрёпанный вид, а один, в линялом комбинезоне, с болтающимся на шее обрывком шнура с прицепленной материнской платой, зажимал разбитый нос ладонью. Комбинезон был заляпан кровью, и камера радостно показала его крупным планом.

— Я ничего не делал, — гнусаво бормотал пострадавший. — Я работаю с коммуникаторами. Это ошибка. Они перепутали этажи…

— Видите, что они сделали с этими ни в чём не повинными людьми, — вещал один из журналистов. — Этот человек просто сидел на своём рабочем месте!

— Теперь ему придётся долго лечиться, — задушевно сообщил корреспондент, глядя вслед шатающейся фигуре системного администратора.

Вокруг здания уже собралась изрядная толпа, крутились огни на машинах скорой помощи, рядом стояла пожарная машина, заехавшая колёсами на тротуар, а министр, приникнув к экрану, заметил торопливо отъезжающую машину человека в сером пальто. В фургон набились люди в чёрных комбинезонах, машина загудела, пробираясь сквозь толпу, повернула за угол, и скрылась. Вслед ей бежали люди с камерами.

— Надо выбираться отсюда, — озабоченно пробормотал Михалыч, сопя в ухо, и он раздражённо дёрнул плечом.

Они прошли через пожарный выход, путь прокладывал секретарь с платочком возле распухшего носа. Они уже почти выбрались, и впереди уже замаячил борт их массивного автомобиля, когда сбоку набежали с камерами, а самый шустрый репортёр в наспех натянутой куртке, застёгнутой не на те пуговицы, ткнув в лицо министру свой мохнатый, разрисованный буквами и цифрами, микрофон, затрещал металлическим голосом:

— Объясните нашим слушателям, каким образом…

И министр, совершенно потеряв лицо, отпихнул въедливого журналиста, как назойливую муху. Они торопились по ступенькам навстречу открытой дверце желанной машины, а вслед неслось:

— Смотрите, уважаемые зрители, вот они, наши чиновники!

И только в машине, отдуваясь и с трудом переводя дух, министр понял, что за последнее время, ознаменованное стремительным карьерным взлётом, журналисты совсем не мешали ему жить. Всегда так получалось, что самые злобные критиканы, его не любившие, прибывали слишком поздно или никак не могли его найти.