Михаил Анчаров - Дорога через хаос (сборник)

Самоотверженность в ней была. Самая элементарная самоотверженность, и ещё она была товарищ. Товарищ!

Боже мой, выше этого слова нет ничего на земле.

– …Чтобы кто-то летал, нужен кто-то, кто хотел бы жить на земле, – сказал Илларион. – Не вынужден был бы, а хотел. Понимаешь разницу?

– Понимаю, Илларион. Ясно.

– Я теперь умный… Нет, без дураков. Я кое-что понял рядом с тобой. Земля остаётся землёй. Я хочу жить на земле, и много нас таких, которые хотят жить на свете, мы называемся народ. Но я хочу, чтобы земля была сад, а не полигон, и для этого нужны летающие, которые подсказывают нам не оскотиниваться. И мы признаём, что они есть, и это нам не обидно, если мы не с чужого участка. Потому что без летающих нас развратят жадные и наглые выскочки с чужого участка, которые выскочили от нас, но так и не взлетели, и потому им обидно, что кто-то летает, а они всего лишь Вавилонская башня, которая всегда разрушает самое себя, потому что разделяет народы, чтобы властвовать, и люди перестают понимать друг друга, теряя общий язык. И потому мы с тобой долгими вечерами не отрывались от жизни, а приближались к ней, и протягивали друг другу руки, и летали вместе…

– Ты всё же догадался, Илларион, а я нет, – сказал я.

– Ты мне рассказывал про Рембрандта и Сурикова, которые летали, потому что любили Землю и нас, землян, и всякую тварь на земле, и не хотели взгромоздиться на нас, чтобы возвышаться над нами, оскорбляя нас своей жадностью… И я не буду менять свою профессию на какую-нибудь другую. Я буду своей балдой разбивать целые улицы, если они памятники жадности, а не памятники полёта. И я буду ненавидеть тех, кто считает нас быдлом, и что с нас хватит ремеслухи. Не плачь, дурачок, ты мне товарищ на земле, и я тебе товарищ в полёте. Начни-ка снова писать свою пьесу и не бойся того, что твоя медсестричка не поймёт и осудит. Потому что она понимает тебя, и это ей зачтётся.

Она кивнула.

Пустая комната во дворце. Входит Леонардо. Зороастро и Мельци несут за ним свитки и альбомы.

Леонардо

Никого.

Зороастро

Дворец пустой. Брат Цезаря – не в счёт.

Мельци

Пьян, как всегда, гандийский герцог.

Леонардо

Я буду здесь работать… Уходите.

Зороастро

Макиавелли говорит, что Цезарь в гневе.

Мельци

Он ждёт твоих рассказов о поездке.

Леонардо

Я ездил по разрушенной стране.

В селениях бесчинствуют солдаты.

Голодный вой стоит по всей земле,

Я думал строить дамбы и плотины,

На горных реках мельницы поставить,

А он из многочисленных проектов

Мне утвердил лишь планы крепостей.

Привёл в страну французскую орду

И бражничать сзывает кондотьеров.

Когда-нибудь зачтут за преступленье

Помеху, причинённую работе…

Зороастро и Мельци уходят. В дверях рывком показывается странная фигура и застывает, согнувшись, как перед прыжком. Выпрямляется и толчками движется вдоль стены. Человек бледен и смертельно пьян. Неожиданные паузы в разговоре. Хаос интонации.

Герцог Гандии

А вот и я, мой Леонардо… Видишь,

Сам герцог Гандии к тебе пришёл.

Леонардо

Я это глубоко ценю, синьор.

Герцог

А я ценю твою оценку, мастер.

Во столько же, во сколько ценишь ты

Моё желанье навестить тебя.

Однако одному тебе я верю,

А впрочем, можешь ты не верить,

Что верю я тебе…

А ты всё смотришь на пустую стену

И увидать стремишься на стене

Того, что в жизни увидать не можешь,

Всё ищешь способа красивее солгать

И всё не можешь… Бедный Леонардо!

Что за рисунок у тебя?

Леонардо

Портрет монаха.

Герцог

А выражение лица – твоё.

Леонардо

По памяти рисуя, дарим часто

Чужим чертам мы наше выраженье.

Герцог

Скажи, ну а зачем тебе всё это?!

Ах да, конечно, я же понимаю,

Ты хочешь написать картину…

Зачем тебе она?.. И это ясно.

Её ты делаешь за деньги…

Так? Но много ли тебе заплатят

В самом деле?

За эти деньги…

Ты не вернёшь ту жизнь, что ты истратил

На то, чтоб эти деньги получить.

А значит, ты работаешь бесплатно…

Так стоит ли работать вообще?

Бери пример с меня…

Я не работаю, но пью.

Леонардо

И это радует вас, государь?

Герцог

Бесстыдник ты. Скажи, ну разве можно

Так спрашивать? Кого? Государя!

Конечно, можно…

Итак, вопрос поставлен в форме “ли”…

Не радует ли? Тс-с, скажу тебе я по секрету,

Да… радует меня… Пока я пьян,

Не видно мне, как радуется Цезарь

Тому, что пьян я каждый божий день…

Какая логика! Ты не находишь?

Мне, видимо, науки впрок пошли.

И кроме этого, пока я пьян,

Я не пытаюсь сделаться героем.

Люблю тебя за то я, Леонардо,

Что вовсе не похож ты на героя…

Их столько расплодилось, что теперь

В Италии повымирали люди.

Шныряют всюду лишь одни герои…

Героям стало тесно на земле.

Один другого рубит пополам

И этим делает двоих… уродов.

И так они друг друга умножают.

Герои тщатся истребить себе подобных,

Но только размножаются деленьем.

(Печально и тихо.)

А человек к другим стремится людям,

Но так и погибает одиноким.

И вот в Италии осталось всего два человека. Один из них безумец по специальности – это ты. Другой, специалист по безумию – это я. Один из них делает неподвижных красавцев – это ты. Другой плодит подвижных уродов – это я. Но мои-то хоть подвижны, а твои нет.

Леонардо

Но заставляют двигаться твоих.

Герцог

Что? Да, ты прав. Но стоит ли тебе

Стараться двигать их тупое стадо?

Их даже силой с подлости не стронешь.

Тогда не лучше ль прыгать самому?

Да, Леонардо, мы с тобой похожи,

Мы лишь стоим на разных полюсах,

Ты хочешь управлять судьбы весами,

А я, увы, болтаюсь на весах.

Ты – это я… Но только наизнанку.

А впрочем, нет… Скорей наоборот.

Что это за рисунок у тебя?

Леонардо

Это портрет безвестного монаха.

Герцог

Но у него ведь выражение твоё.

Леонардо

Я говорил, мой герцог. Ты забыл.

Когда по памяти лицо рисуешь,

Невольно придаёшь ему своё.

…Сюда идёт твой брат…

Герцог

Да, да, я понял,

Ты, как и я, мечтаешь, Леонардо,

Из двух субъектов сделать одного.

Пиши тогда правителя портрет.