Ян Ларри - Страна счастливых (сборник)

— Безобразие! Установщик, очевидно, сам решил вести регистрацию! Помоги, пожалуйста!

Павел подошел и, протянув руку через голову Майи, поставил в автомате слово: «свободно».

— Так?

— Спасибо! — сказала раскрасневшаяся Майя и протянула Павлу руку:

— Ну…

— Ты уезжаешь?

— Я ждала тебя! Ты знаешь о последнем решении Бойко?

— Отправиться сегодня? Знаю!

— Ну, вот и прекрасно! Я возвращаюсь в Ленинград!.. Желаю тебе поправиться и… Словом, выздоравливай поскорей!

— Спасибо!

Они замолчали. И так стояли, почему-то избегая смотреть в глаза друг другу. Павел чувствовал, что ему нужно что-то сказать, но какое-то странное замешательство вымело из головы все мысли.

Наконец, подавив смущенье, он пробормотал:

— Я… я, знаешь ли… привык к тебе за это время… То есть… ты была очень добра… Да… Очень добра…

Майя вздохнула.

— Мы еще… думаю… встретимся…

— Возможно, — отвернулась Майя.

Павел пожал ее крепкую, узкую руку.

— Ну, конечно встретимся. Ведь мы же ленинградцы.

— Да!..

Майя неестественно закашлялась:

— Ну, что ж… Пойдем!.. Нам пока по пути!

Они вышли на улицу, но тут, вспомнив что-то, Майя вернулась обратно:

— Чуть было не забыла!.. Одну минутку!

Она вернулась с письмом в руках.

— После твоего ухода приходил Молибден. Он просил передать тебе это письмо и вот эту записку.

Павел с недоумением и тайной робостью взял записку и, развернув ее, прочитал:

Дорогой Павло! Заходил извиниться за резкость. Не застал. Думаю, впрочем, — простил. Никак не привыкну. Отрыжки старого. Нервы. Не обижайся на старика. Исправляю: жму руку, хотя заочно. В. Солнцеграде найди мою дочь. Передай письмо. Другой способ не подходящ для содержания. Это касается только ее. Секрет. Сам не могу. Занят. О твоей химере буду думать. Может быть… В общем — после поговорим. Навести старика перед сессией. Потолкуем. Поправляйся. Молибден.

Письмо не было запечатано.

— Он так торопился, что позабыл даже запечатать! — сказала Майя.

— Ну, что ж, исправим его рассеянность!

Павел попытался заклеить конверт, но это оказалось невозможным делом. Края конверта были не пригодны для склеивания. И тут Павел понял, что письмо оставлено Молибденом умышленно открытым. Очевидно, старик питал надежду, что Павел может заинтересоваться содержанием письма и прочитать то, что, по мнению Молибдена, Павлу следовало знать.

Павел покраснел.

«Какая гадость, — пронеслось в голове Павла, — он мог подумать, что я окажусь нескромным и…»

Горячая краска еще гуще залила его щеки.

Сунув конверт в карман и выдернув быстро руку, Павел пошел рядом с Майей, по направлению проспекта Энтузиастов.

Он не захотел войти в салон.

В небольшой кабине скорого самолета он просидел несколько часов, безучастно рассматривая плывущие за иллюминатором облака.

«Что замышляет он? — думал Павел о Молибдене, — почему я должен прочитать письмо, адресованное его дочери?»

Размышляя о поступке Молибдена, Павел решил, что Молибден имеет какое-то, правда очень странное, намерение включить в борьбу против звездоплана свою дочь.

«Для чего ему это? И почему он так сильно надеется разрешить в благоприятном для себя смысле вопрос о моей работе с помощью дочери?»

Неожиданно в сознании Павла пронеслась робкая мысль, заставившая его покраснеть:

— Нет, нет! — вскочил Павел, — он не думал этого… Я слишком плохого мнения о Молибдене.

Тогда тайный голос вкрадчиво прошептал:

— Прочти, и ты будешь знать все. Ведь он же именно с этой целью вручил тебе письмо.

Павел сунул руку в карман, но тотчас же выдернул ее обратно, как будто пальцы его коснулись оголенного электрического провода.

— Нет! — громко сказал Павел, — ты напрасно думаешь, что я суну голову в расставленные тобою сети. Того, что хочешь ты, я не должен хотеть!

Но тайный голос снова зашептал вкрадчиво:

— Ты просто боишься его. Ай-яй-яй! Взрослый мужчина. Открой и прочти. Ведь он же хотел этого! Докажи, что ты его не боишься!

— Нет, — закрыл глаза Павел.

— Не понижаю, — заметил тот же голос, — ничего не понимаю в твоем поведении. Ведь, это же не подглядыванье в замочную скважину. Он хотел, чтобы ты прочитал. Неужели тебе не ясно? А ты прочти и посмотри, чего хочет Молибден, но сделай так, чтобы этого не было.

Рука Павла опустилась в карман, пальцы схватили конверт. Резким движением Павел достал письмо и быстро выдернул листок бумаги из конверта, но тотчас же почувствовал, как горячая кровь брызнула к его щекам.

Ему стало душно.

Кинув письмо на диван, Павел выбежал из кабины.

Он прошел по коридору и остановился в застекленном проходе. Прижав пылающие щеки к стеклу, он глядел вниз на летящие под ногами поля и фруктовые сады, среди которых белели агропункты. От яркого солнца поля горели разноцветным пламенем, и люди, точно микроскопические частицы пепла, носились внизу, устанавливая машины, сверкающие никелем.

Павел вспомнил, что вот уже три года прошло с тех пор, как ему последний раз пришлось целый месяц жить и работать в агрогороде.

Рядом с Павлом стояла пожилая женщина, разговаривая с мальчиком, которого она, очевидно, сопровождала в детский санаторий. Мальчик был бледен и часто кашлял.

— Простудили где-то! — нахмурился Павел и мысленно поставил диагноз:

— Бронхит… Сильная форма… Три месяца лечения солнцем!

Разглядывая ребенка и женщину, Павел почему-то решил, что виновата в болезни мальчика именно эта женщина, которая, несомненно, не считается ни с какими правилами медицины. Он придвинулся ближе и подумал с неприязнью:

«Простудила мальчишку, а теперь болтает что-то. Подумаешь, как ему важно слушать ее болтовню».

Наклоняясь к мальчику, женщина старалась говорить ему прямо в ухо. Было невозможно разобрать все, что говорила она, но по отдельным словам, долетающим до Павла, он мог догадываться, о чем шла речь.

— Видишь? Видишь? — показывала женщина через стекло узловатым пальцем.

Внизу проплыло бетонное здание Волжской гидростанции. Гигантская плотина лежала поперек Волги, кутаясь в кружева яростной пены. Мальчик прильнул к стеклу, с любопытством вытягивая шею.

— А-а-а… О-о!.. рая… Третью пятилетку… Ангарская… это… ция… вторая по мощности…

Павел придвинулся ближе.

Женщина показывала на огромные площади, занятые заводами, которые тянулись к зеленеющей вдали городской черте.

— …мукомольные… салотопенные… мыловаренные… кожевенные… фабрики… обувные… овощные… фруктовые… крахмальные заводы… строительных материалов…

Она говорила об индустрии Средне-волжской области.

Павел зевнул.

В сущности говоря, такие женщины — плохие гиды. Ну что может понять мальчонка из этих объяснений? Да и знает ли она сама, почему Средие-волжская область превратились за. последние десятилетия в огромную фабрику по переработке сельскохозяйственного сырья?