Владимир Савченко - Вселяне. Дилогия

Он был начисто увлечен новым проектом, ему в нем было все ясно, чего ж много толковать. А собеседникам, в том числе и Варфоломею Дормидонтовичу, напротив, ничего не было понятно: старое время, молодое… как о живом существе говорит. Да ну его! Оставили в покое, вернулись к асканийским проблемам.

Между тем то, как далее пошло на полигоне, не могло не вызвать у Варфоломея Дормидонтовича – да не только у него – ощущение, что первичны не бактерии Иорданцева, даже не МВ-солнца и не с трудом добытые вещества, а именно само время. К-время, К8640-время – ускоренное. Молодое ли оно, старое, существо ли, нет ли – но именно в нем содержалась самая К-жизнь.

Так выходило и по наблюдениям из кабин ВнешКольца, и еще более – при посещениях. Канитель посещений Аскании на НПВ-баржах была громоздка и длительна. Само НПВ-путешествие быстрое, почти как в самолете; но вот причалить-отчалить… Баржи они и есть баржи: полчаса как минимум. Внутри, при причаливании к краю «открытки», протекают всего полчаса жизни каждого НПВ-пассажира; но вне Аск-2, в Приовальи (пошли такие названия), за полчаса причаливания миновали три асканийские месяца. Квартал. Сезон.

Не менее канительны – и чреваты последствиями – были сборы в путь. На полигон, на «открытку». То самое открытое еще в начале Бугаевым Время Доставки в НПВ, кое превосходило время использования доставленного.

Отправлялись туда с серьезными целями, надолго: редко на дни, чаще на недели – то есть с багажом, кой надо собрать, с техникой. И не по одному. А совпасть у причала Приовалья с точностью до пяти земных минут (то есть К-месяца)… ну, это для славян вообще немыслимо, фантастика. Хорошо, если в пределах десяти – то есть К-месяца в Аскании. Хотели попасть в май, на весенние работы – прибыли в июнь, когда все произросло само, или высохло само.

А страховаться с опережением – вместо того же мая попадешь в холода, в шарень/март. А то и в лютый сашень.

Да потом, не будет никто постоянно сновать туда-сюда; у всех есть и другие дела. В итоге получались посещения даже не каждый К-год. Иной раз и через десятилетия, на следующий день. И местность: поля, луга, рощи Аскании – трудно было узнать.

Тридцать дней существовала Аскания Нова 2. Семь с четвертью веков. От Часа Оживления на век меньше…

Сотни визитов и пребываний длительностью от светового дня (5–6 земных секунд, «в зоне за это время выругаться не успеешь», по определению Климова) до К-года. Первая неделя с прихватом двух дней второй: от Оживления по заселение крупной живностью – была созидательная. 170 К-лет, они же 9 дней и 2 часа.

Эти четыре недели, если помножить на среднее К20, – полтора года возни Верхних с Аск 2: сравнимо с временами длительных экспедиций в неизведанные края в парусные времена. А с учетом, что не плыли по волнам, а созидали Жизнь и обживали, прикипели душой куда больше.

«Открытка»-доминанта все более увлекала НИИвцев.

Утоляли любопытство. Интересно было все новое – и ПОКА новое.

Самого Варфоломея Дормидонтовича в его визиты на «открытку», разумеется, наиболее занимало небо над ней. Оно тоже выглядело малость невсамиделешным, открыточным, экранным. Небо с овчинку, а в нем МВ-солнца на раз днем, возникающие, накаляющиеся и растущие в определенном месте темно-синего (иное не получалось из-за скудости атмосферы) неба со звездами. Вместо восхода и заката приближение и удаление Солнц (эти термины прижились). Подвижные звезды ночью, всякий раз иные и в иных сочетаниях – и тоже локальная россыпь их вверху, на юго-востоке, в том же месте, откуда накалялись-приближались солнца. Оно и понятно: там был выход солнцепровода.

Солнца всегда стояли на юго-востоке, всегда на высоте около 60 градусов – не восходили, не садились, а возникали из сонма утренних звезд. Выделялись. Таковы были утра в Аскании 2, рассветы. И тени всегда и от всего падали на северо-запад; здесь, в центре полигона, были всегда короткие. Менялась только их отчетливость.

К середине дня МВ-солнце расширялось-накалялось до максимума; затем начинало как бы удаляться (как бы – потому что оно и не приближалось, все делали пространственные линзы системы ГиМ-2). Все тускнело, наступали сумерки; а когда солнца уменьшились до яркости крупной звезды и около разгорались другие в почерневшем небе, приходила К-ночь.

Как утром не было восходов, так вечерами закатов МВ-солнц: удаление-угасание.

С непривычки это раздражало, действовало на нервы. Потом перестали замечать.

Соответственно сезонам, когда жарче, когда прохладней, прогревалось и все пространство полигона, будущего Материка; но в пустых окраинах тепло не держалось, там лишь замеряли температуру в разных местах «корыта» для прогноза будущего климата.

Часто диски солнц оказывались перечеркнуты чуть изогнутыми шрихами – от орбит мечущихся около них, где-то в физически очень далекой галактике МВ, планет.

…Интересно, диковинно, глаз не оторвешь и рот не закроешь, но была в этом некая… Любарский не находил иного слова – чудовищность; Вселенская чрезмерность. На раз, на здешний К-денек, на земные несколько секунд привлекали из чужой Меняющейся Вселенной не просто солнце как предмет, объект, – солнце-событие, всю его жизнь от возникновения до конца; с зарождением, формированием, развитием и финальной гибелью планет, если они там были. Все это проскакивало в паузы между импульсами синхронизации; свет сюда проникал лишь в них, вузенькие щелочки во тьме времен.

Вечное за секунды и для практического пользования. От этого робела душа Бармалеича, снова и снова возникал мотив: «с чем играемся-то…», «…сотрут в пыль и не заметят».

Именно там, в небе над полигоном, шла подлинная жизнь. А здесь – постольку поскольку. Важно было лишь то, чем их дела в НИИ и в Аскании 2 вписываются в ту жизнь. Чем?..

Климов порывался перетащить сюда телескоп, понаблюдать за МВ-солнцами. Но быстро понял, что ничего стоящего не увидит: раз даже планеты в мгновенных кадрах синхронизации накладываются друг на друга, выстраиваются в «орбиты», так же смазаны и солнца. Светят и ладно.

Планетные орбиты видны были и в дальних частях, за солнцами. В самых отдаленных областях вырисовывались блестящие дуги.

– Если наложить все положения Юпитера или Венеры в нашем небе друг на дружку, такое увидели бы и здесь, – сказал Климов Любарскому.

– Кто и откуда, Дусик? – уточнил тот. – Для этого нужна супер-вселенная с К, равное 1/8640.

– А может, и такая есть. И там свое ВнешКольцо, откуда нас наблюдают.

Варфоломей Дормидонтович не ответил, подумал: напрямую вряд ли. Но вот в смысле переносном…

Да, это было расширение Контакта – но не столько в пространстве, как во времени. На тверди Аскании 2 все было как на земле, но эволюционно пришпорено в галоп: первозданная грязь, мхи и лишайники, затем травы, кустарник и деревья, насекомые, живность от самой мелочи до крупного рогатого скота; и безрогого тож. Экологическая катастрофа от безводья, новое оживление. При посещениях это все проходило, как мелькания отрывочных кадров. Но одного взгляда вверх, днем ли, ночью – было достаточно, чтобы почувствовать себя не то что на иной планете – в иной вселенной. В Меняющейся. И тоже отрывочными кадрами.