Владимир Савченко - Вселяне. Дилогия

«Словом, ясно, снимаю. И Бурову учиню разнос, чтоб неповадно было впредь. – Пец набрал коды телеинвертора, отдал соответствующие распоряжения. Хорошо бы с Дормидонтычем обсудить этот вопрос вечерком за чаем, поспорить. Он ведь держится иного взгляда… А кабинет директора не для того, здесь не размышляют – здесь решают».

Да, кабинет директора был не для того, совсем для другого. Давно ли подключили к возведению внешних слоев башни то озабоченное испытанием своих материалов и конструкций министерство? И что казалось удачнее этой прощальной идеи Зискинда? Решение проблем строительства раз и навсегда. Только не хотят проблемы решаться навсегда.

И вот бегает по ковру вдоль длинного стола в кабинете растерянного Валерьяна Вениаминовича лысый широколицый коротыш – заместитель министра, академик строительства и архитектуры – и скандалит, бушует на полный голос:

– Ну, знаете, не ждал! Почтенный институт, солидные люди… И так обвели вокруг пальца! Ведь это… даже сравнить не с чем, разве что с тем, как прежде купцы рубль на гривенник ломали в фальшивых банкротствах.

– Вы объясните, пожалуйста, в чем дело? – недоуменно спросил Пец.

– Объяснить! В чем дело!.. – ядовито повторил замминистра. – Как будто вы с самого начала не понимали, не потирали руки: нагреем, мол! Они нам на десятки миллионов новейших материалов и изделий, монтажные машины, специалистов в подмогу – а мы им шиш. Шиш, шиш!.. Нет, формально все верно: ускоренное время, два месяца за сутки на высоте четыреста метров – но черт ли нам в таком времени! А климатика?! Ведь у вас здесь ни дождя, ни снега, ни зноя, ни ветра… комфортные условия с малыми колебаниями температур. Мы этого не могли знать: мы приехали в ясный день и уехали в ясный. Но вы-то ведь знали! А производственная загрузка помещений наверху? Это же курам на смех, пять-десять процентов! Только и того, что лифты бегают…

– Но… мы не представляли, что это для вас так важно.

– Ну да, они не представляли! Десятники у вас строительством заправляют, а не киты вроде Зискинда и Гутенмахера. И в договоре-то как ловко написали… – Замминистра раскрыл кожаную папку с монограммой в углу, прочел: – «Возведенные из материалов и конструкций Министерства сооружения эксплуатируются в открытых полевых условиях». – Закрыл папку, повторил с тем же ядом: – Эксплуатируются в полевых условиях! Формально верно, не придерешься.

– Ну… введите поправочные коэффициенты, – робко вякнул Пец.

– Эх, да какие теперь коэффициенты! – Посетитель уничтожающе глянул на него. – Я вам скажу не как ученый ученому, не как руководитель руководителю, а просто как пожилой человек пожилому: бесстыжие твои глаза, дядя! Все, до встречи в Госконтроле!

И вышел, хряснув дверью. А Валерьян Вениаминович сидел, моргал своими «бесстыжими» глазами и тяжело думал, что ему и отыграться не на ком: договор сочинили Корнев и Зискинд. «И за какие грехи мне суждено за всех отдуваться? Я же действительно не знал о климатике».

Он нажал кнопку, в дверях появилась Нина Николаевна.

– Корнев?

– Нету, Валерьян Вениаминович. И неизвестно где.

– Отправляйтесь на коммутатор… сколько у нас городских линий?

– Двадцать.

– Займите пятнадцать. Обзванивайте все и вся, пока не найдете. Что за легкомыслие: исчезнуть и не известить!..

Секретарша управилась с розыском довольно быстро. Валерьян Вениаминович только прилег на диван, расслабился, прикрыл глаза, подумал, что устал он сильно – и от обилия дел, и от идей, от потрясающих наблюдений, от безграничных возможностей… хочется, чтоб ограничилось все и не трясло душу. «Юркнуть в одну идейку, как в норку: я, мол, ее двигаю, и не требуйте от меня большего. В конце концов, мы всего лишь люди. Какая-то, черт его знает, лавина!..», – как Нина Николаевна заглянула в кабинет:

– Повезло, Валерьян Вениаминович, даже не по всем каналам прошлась. Возьмите трубочку.

– А где он? – Пец встал, подошел к телефону.

– В вокзальном ресторане. Телефон администратора.

Разговор получился скверный – и не только потому, что Пецу на каждую реплику доводилось четверть минуты ждать ответа; это было привычно при вызовах города. Корнев был как-то странно настроен. На упрек директора, что вот, оказывается, как подвели министерство стройматериалов, обесцвеченный инвертированиями голос ответил:

– Наш общий знакомый, Вэ-Вэ, староиндейский мудрец Шанкара о подобных ситуациях говорил: «Восприятие веревки как змеи столь же ложно, как и восприятие змеи как змеи». Мы не знаем, где начинается и где кончается обман или самообман.

– А ваш недавний подъем партизанский в MB в запредельном режиме, насчет которого сами дали подписку! – сердито переключился Пец на другую тему. – Хорошенький пример показываете…

– Подписки для того и дают, чтобы в случае чего освободить других от ответственности, – столь же бесцветно ответили на другом конце провода.

– А что вы делаете в ресторане среди рабочего дня? Пропали, никого не известив!..

– То, что все делают в ресторанах: пью и закусываю, – донеслось еще через четверть минуты. – Имею право на отдых, отпуск еще не использовал, отгулов накопилось на полгодика… Ладно, завтра с утра буду на месте. Обещаю, папа Пец. Я вас люблю, папа Пец.

«Неужели пьян? – директор медленно опускал трубку. – Вот это да… Нет, надо поговорить».

Он снова было направился к дивану – но за спиной окриком конвоира прозвучали сразу зуммер телеинвертера и телефонный звонок. «Нет, здесь я не отдохну, надо наверх. Кстати, и дельце есть».

Комната Валерьяна Вениаминовича в профилактории находилась тремя этажами ниже лаборатории MB; но, конечно же, он нажал в лифте кнопку последнего этажа.

«Эмвэшники» сидели в просмотровом зале, который заодно был дискуссионным клубом. Слово держал Любарский:

– …и получается, что миллиметровые – и даже сантиметровые, а часто и дециметровые – подробности для нас недоступны. Оно, может, и к лучшему, мелкие частности только отвлекают. Главное теперь, благодаря последнему усовершенствованию Виктора Федоровича: импульсные съемки малых участков планет сразу в широком спектре прямых и отраженных излучений, от радио диапазона до ультрафиолета, и по обе стороны от терминатора, то есть и днем, и ночью – мы теперь четко выделяем «места оживления», а в них – быстро меняющиеся и движущиеся объекты, сиречь – тела. Проблема такая… но давайте лучше сначала посмотрим. Прошу, Анатолий Андреевич!

Тот выключил свет, запустил проектор. Пец сел в крайнее кресло, вытянул ноги, без любопытства посматривал на экран: там выделился в среднем плане свищна какой-то планете, от него распространились «трещины интенсивности», яркие благодаря своим излучениям… Валерьяну Вениаминовичу куда больше сейчас хотелось спать, чем вникать, соединяться мыслью с этими бескорыстно и недоуменно ищущими; но он учуял, что ему не отвертеться.