Джефф Вандермеер - Борн

Ему нравилось все решать самому, без меня.

– Ты не можешь пойти, Борн.

Мои страхи мигом вернулись. Я считала, что Борн пока не готов встретиться с опасностями города. И дело не только в Морде и Морокунье. Мои коллеги тоже были не сахар: мусорщики, прятавшиеся рядом со своими ловушками, словно пауки, готовые прыгнуть на жертву. Другие, кто пошаманив с найденными в промзонах вещами, обменивали их на еду. Или те, кто, обнаружив богатые залежи чего-нибудь, ревностно их защищал. И такие, весьма, впрочем, немногие, кто научился выращивать некое подобие пищи на собственных телах и теперь пожирал себя, с каждым днем получая на выходе все меньше и меньше. Наконец, те, кто оказался недостаточно умен или удачлив, такие почти вымерли, их кости удобряли поля разрушенных зданий, не оставив у выживших ни воспоминаний, ни даже тени сочувствия. Я хотела избежать любой из этих судеб и, кроме того, не желала, чтобы кто-нибудь заполучил Борна в качестве трофея.

Однако Борн был полон решимости сломить мое сопротивление.

– У меня есть идея, – сказал он. – Только не говори сразу «нет».

Еще один излюбленный его ход. Только не говори сразу «нет» . Когда это, интересно, я говорила ему «нет»? Свидетельством обратного являлось возрастающее количество ящериных головок в мусорном ведре в дальнем углу Балконных Утесов.

– Нет.

– Но я же просил не говорить «нет»! – Борн словно обрушил на меня громы и молнии.

Он раздулся во все стороны, заполнив собой комнату и став похожим на покрытое рябью, диковинное зеленоватое озеро. С потолка на меня уставились два громадных красных сверкающих глаза. Явственно завоняло горелым. Он прекрасно знал, что я не люблю этого запаха. (К сожалению, он не возражал, если я воняла ему в отместку.) К его истерике я отнеслась спокойно, она меня ничуть не испугала. За время своей болезни чего я только не повидала.

– Как-нибудь в следующий раз, – ответила я своим любимым ходом.

Борн сжался до размеров и очертаний крупной зеленой собаки, два красных глаза слились в один большой карий, преданно смотревший на меня. Борн спрыгнул с потолка на пол. Наружу вывалился собачий язык.

– В следующий раз! В следующий раз. В следующий раз? – взволнованно затявкал Борн.

– Посмотрим.

Надувшись, он спрятался в ванной. В последнее время Борн стал угрюмым и вспыльчивым. Отчасти потому, что еда, которую он получал от меня, была довольно однообразной, а возможно, и потому, что, несмотря на необходимость избегать Вика, он уже обследовал каждый дюйм Балконных Утесов. Я была совершенно уверена, что несмотря на его способность делаться маленьким, туннели и коридоры начали вызывать у него приступы клаустрофобии. Но что поделать, мне не хотелось, чтобы Борн выходил наружу.

Временами, когда мои родители с обожанием смотрели на меня, я физически чувствовала тяжесть их любви и, проказничая, показывала им язык. Теперь же сама с обожанием смотрела на Борна.

Яркий свет снаружи поразил меня, лучи света прорезали пространство под самыми странными углами. Я переменила три или четыре ложных маршрута, а последние сто футов проползла, ободрав бока, по узкому лазу, чтобы убедиться в отсутствии соглядатаев, пока наконец не выбралась. А выбравшись, зажмурилась от слепящего солнца, его жар после долгого пребывания под землей был даже приятен. Судя по всему, я находилась на территории Морокуньи, однако в отличие от последышей Морда, она умела спать, а ее претензия на контроль являлась, скорее, бунтом против всемогущества Великого Медведя.

Жилой район выглядел так, будто подвергся массированным бомбардировкам, причем удерживался защитниками до конца. Кто бы ни поселился здесь теперь, следов своего присутствия они не оставляли, поскольку оставлять следы означало приманивать хищников. В почерневших стенах зияли рваные отверстия. Нигде ни дверей, ни даже дверных петель. Крыш тоже почти не осталось. Прогнившие древние телефонные столбы, сломанные у основания, подпирали стены выстроившихся в ряд мертвых домов с пыльными площадками на месте бывших газонов. Столбы, видимо, поломал Морд, – все они лежали под одинаковым углом. Там, где улица была сильно занесена песком, приходилось ориентироваться по столбам.

Я была уязвима в окружающей тишине, хотя и держалась в тени бесполезных стен, стараясь двигаться так, чтобы солнце всегда оставалось у меня за спиной. Выбирала только безлюдные тропы, разве что кто-нибудь виднелся совсем далеко. Как, например, несколько потерянных душ на веранде рядом с кучей обвалившихся балок, когда-то бывших домом. Или двух человек, удирающих прочь, поминутно оглядываясь назад. Амбала в черном, рубящего что-то топором… дрова? мясо? Я не стала задерживаться, чтобы это выяснить.

В те дни город казался тихим и спокойным не потому, что в нем не осталось обитателей. Просто вы не всегда могли обнаружить их присутствие. Теперь мало кто жил хорошо, долго и счастливо. Но как-то мы продолжали существовать, и, находясь вне надежных стен Балконных Утесов, я старалась не забывать, что вокруг были люди: они спали, прятались и выжидали, зарывшись глубоко под землю, когда я или кто-то вроде меня не пройдет мимо, надеясь поймать нас в ловушку или западню, на худой конец, проследить за прохожим на случай, если у него имеется еда или полезные биотехи.

Пригнувшись к самой земле, я перебежала перекресток к следующему укрытию. Шмыгнула в дыру размером с дверной проем, проделанную в стене взрывом, может быть, для того, чтобы обеспечить кому-то безопасный проход под снайперским огнем. Во все стороны прыснули ящерицы. Я ощущала только собственное учащенное дыхание, запах пота и хруст пыльного гравия под подошвами ботинок. Высохшие остатки чьей-то попытки развести огород и несколько новых, судя по натяжению, бельевых веревок.

Подойдя к краю двора, я наткнулась на необычную картину. Для города, впрочем, она как раз была самой обычной. Три мертвых астронавта, упавших на Землю и вкопанных в нее по грудь, словно поникшие тюльпаны, разбитые забрала были полны праха. Из шлемов расползались то ли странные лишайники, то ли плесень. А еще – кости. Мое сердце вздрогнуло, заметавшись между надеждой и отчаянием. Выходит, кто-то все-таки прибыл в город из недоступного далека, например – из космоса! Это означало, что где-то там оставались люди. Но прибывшие погибли здесь, как гибло здесь все.

Затем я сообразила, что никакие они не астронавты, только похожи. Просто солнце выбелило их защитные костюмы. Настроение противоестественно улучшилось. Я не знала, что тут произошло. Наверное, они были врачами, присланными на борьбу с какой-то заразой в последние дни перед тем, как разразился хаос. Хаос, в который позже внесла свою лепту и Компания. А может, они были кем-нибудь еще. Однако теперь они торчали здесь, и на месте их лиц разрослось странное. Я не помнила, чтобы видела их тут месяц назад. И не доверяла тем, кто их здесь прикопал, пусть даже те люди давно умерли или ушли. Потому что кто-то или что-то могло до сих пор скрываться внизу, под слоем земли и песка.