Сергей Лукьяненко - Нечто неизменное

Лорд Акланд сидел как оплеванный. Впрочем, и другие члены делегации старались не смотреть ни друг на друга, ни на чужого.

Самойлов кашлянул и сказал:

— Мы уважаем ваше мнение, хоть и не совсем с ним согласны. Человечество меняется. Но это ваше мнение и ваше решение.

Чужой кивнул.

— Возможно, речь может пойти о… науке? — Самойлов глянул на юного китайского гения. Тот, не дрогнув ни единым мускулом на лице, принял эстафету. Что удивительно — Самойлову казалось, будто Су Хао заговорил по-русски. С Акландом такого эффекта не возникло, видимо, потому, что английским Самойлов владел в совершенстве. Удивительная технология чужого позволяла им понимать те языки, которых они не знали, не вмешиваясь в знакомые. Одно лишь это могло изменить всю жизнь на Земле!

— Господин пришелец. — громко сказал китайский мальчик, поправляя старомодные круглые очки. — Вы прошли по дороге познания мира огромный путь, мы лишь сделали первые шаги. Но позвольте нам идти рядом! Познание бесконечно, научные знания бесценны, но не весят ни единого ху!

Самойлов ещё раз задумался о прихотливости инопланетного перевода.

— Достойное предложение. — сказал чужой с доброй улыбкой. — Что ж, удиви меня. Предложи нечто уникальное. Продемонстрируй, что может человеческий разум.

Су Хао открыл принесённую с собой папку и с поклоном вручил чужому увесистую пачку бумаги. Самойлов знал, что там. Все открытия и достижения человечества, включая те, что считались совершенно секретными.

Чужой принял стопку листов, взвесил в руке, положил на стол. Сказал с сочувствием.

— Вы старались.

— Прочтите. — предложил Су Хао.

— Уже. — ответил чужой. — Старались — это не про сбор всех достижений вместе, а про сами достижения.

— А вы прочли про антигравитацию? — не выдержал Су Хао. — Это моя разработка.

— Ты хороший мальчик, — ответил чужой. — Но у тебя там ошибка в формуле.

Самойлову показалось, что вундеркинд расплачется. Но тот сдержался.

— Позвольте и мне сказать несколько слов, — церемонно произнесла Александра Хоули. Видимо, она заговорила по ирландски, поскольку Самойлов слышал русскую речь. — Я изначально сомневалась, что вас заинтересует наше золото или наша наука. И соображения гуманности, простите, Акланд, неприменимы между людьми и другим биологическим видом. Но есть настоящая универсальная ценность. То, что дорого и понятно всем разумным существам. То, что говорит на одном языке без перевода — как мы сейчас.

— Так-так-так! — заинтересованно произнёс чужой.

— Это — искусство, — торжественно сказала Александра. — У меня есть для вас дар. Мальчик, помоги мне…

С помощью Су Хао и Шварцгольда, который то ли с какого-то перепугу отнёс обращение «мальчик» к себе, то ли решил проявить инициативу, Александра распаковала принесённый с собой тубус. Самойлов догадывался, что там, хоть и без конкретики. Так что, когда юный китаец и немолодой еврей растянули полотно, он посмотрел на него с живейшим интересом.

Это было восхитительно.

Казалось бы — всего лишь зелёная долина под лунами встающего солнца. Ничего, что напрашивалось — ни человеческой фигуры, ни ручейка, ни камня. Только зелень травы, голубизна небес и желтизна солнца.

Но это было как окно, открытое в иной мир, в любимую художницей Ирландию.

— Как жаль, что мое зрение отлично от вашего, — произнес чужой, разрушив восхищенную тишину. — Как и слух, кстати. Но я понимаю… позвольте преподнести ответный подарок.

В стене возник проём, за ним — огромное помещение, заставленное коробками, ящиками, контейнерами всех форм и размеров.

— На каждой планете дарят, — сообщил чужой. — Ну… это пойдёт, наверное.

Плоский контейнер размером метр на два выплыл из хранилища и плавно подлетел к чужому. Су Хао горестно вздохнул. Повинуясь взмаху руки чужого, контейнер раскрылся, и они увидели картину.

— Это вам. — сказал чужой. — Я забыл, откуда именно, но вам должно понравиться.

Шварцгольд едва не выпустил свой край полотна. Су Хао охнул.

На картине тоже был пейзаж. Только это было море — переливающееся синим и зеленым от лазури и аквамарина до бирюзы и нефрита. Над морем нависло низкое белое небо, белое не от облаков, а по своей природе, облака скользили в нем тусклыми серыми тенями. Картина была неподвижна, зрение не обманывало, но в то же время она жила, казалось, что волны плещут, в глубинах бродят смутные силуэты, а клочья пены вот-вот вылетят наружу..

— Возможно, вам будет интереснее любоваться данным образцом искусства, — сказал чужой.

Самойлов тревожно подумал, не хватит ли старушку удар. Но Александра воскликнула:

— Спасибо! Спасибо вам! Теперь я понимаю, что жила ради того, чтобы увидеть это!

Контейнер с картиной закрылся и аккуратно опустился к ногам художницы. Та вцепилась в него, будто боялась, что подарок отберут.

Акланд глянул на Самойлова, спрашивая совета. Тот поколебался лишь миг, после чего кивнул епископу Петру. Крупный, улыбчивый, чернокожий мужчина был одинаково известен что в светских кругах — как замечательный полемист и общественный деятель, что в церковных — как теолог и философ религии.

Петр сразу зашёл с козырей.

— Скажите, что вы думаете о Боге?

Чужой поглядел на него с интересом.

— Честно?

— Конечно, — было видно, что Петр готов к долгому спору с убежденным атеистом.

— Я его глубоко уважаю, — сказал чужой. — Хотя при встречах мы много спорим и не сходимся во мнениях. Но вера — это личное, и мы с вами не станем обсуждать эту тему.

Пётр так и остался сидеть с застывшей на лице улыбкой, а в разговор, не спрашивая разрешения у неформальных лидеров, вступила самая, пожалуй, странная участница группы — Маеко. Молодая красивая японка за последние пять лет совершила десятки афер, прогремевших на весь мир. В Германии она продавала дешевую экологически чистую энергию, получаемую путем сжигания углерода, в США организовала клинику по лечению ожирения высококалорийным питанием, китайским предпринимателям впарила партию фальшивых планшетов и смартфонов, в России организовала выпуск лечебной водки, а в Японии — чемпионат мира по игре в кантё. Казалось, она задалась целью обмануть каждый народ на его собственном поле. В группу переговорщиков она попала из тюрьмы, где отбывала немыслимо длинный срок, причем уже получив амнистию и серьёзный гонорар за попытку переубедить чужого. Как ни странно, в этот раз перевода не было. Маеко что-то говорила мелодичным нежным голосом — чужой слушал, временами односложно отвечая по-японски. Потом чужой глубоко задумался, потирая лоб длинными холеными пальцами. Переговорщики с надеждой переглядывались. Маеко неотрывно смотрела на чужого. Тот вздохнул и начал ответную речь на японском.