Мервин Пик - Титус Гроан [liters]

Юноша протиснулся между скальной стеной и наклонной плитой, и они очутились в скудно освещенном гроте. Пол здесь был сух, а гомон дождя, долетавший от входа, исходил, казалось, из другого мира.

Стирпайк осторожно опустил девочку на землю и усадил, прислонив к ровной, чуть скошенной стене. Затем стянул с себя рубашку и, выжав ее, принялся раздирать на длинные узкие полосы. Фуксия наблюдала за ним, зачарованная, несмотря на терзавшую ее боль. Она наблюдала за ним, словно за существом из иного мира, устроенного на иных началах, состоящего из механизмов, работающих ровнее, бесстрастней, упорней и спорей, чем наши. Сердце ее восставало против безжизненной четкости его движений, но брезжило в ней и завистливое восхищение перед качествами, столь чуждыми собственной ее натуре.

Грот был футов в пятнадцать глубиной, потолок его косо сходил к земле, так что встать во весь рост в нем удавалось лишь на первых девяти футах от входа. Ближе к потолочному своду поверхность скалы разламывалась, образуя изгибы, способные обольстить взгляд наделенного воображением человека, позволив ему скоротать какое угодно время, отыскивая в сплетенных узорах неисчислимые армии лиц – омерзительных или ангельских, по настроению.

Глубины грота окутывал мрак, но у заслоненного входа в него тусклого света вполне хватало для того, чтобы Фуксия и Стирпайк видели друг дружку.

Разодрав рубашку, Стирпайк опустился близ Фуксии на колени и перебинтовал ей голову, и остановил кровь, сочившуюся из царапин на ноге, неглубоких и как раз потому трудно отыскиваемых. С рукой дело обстояло сложнее, Фуксии пришлось позволить Стирпайку оголить ей плечо, чтобы он смог очистить рану.

Девушка смотрела, как юноша осторожно промокает глубокий порез. Резкая боль и потрясение сменились жгучим саднением, ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать слезы. В полусвете она видела, как на смутно белом лице Стирпайка тлеют глаза. Обнаженное по пояс тело. Отчего это плечи его кажутся изуродованными? Высокие, но крепкие, хотя выглядят они, как все его тело, странно напряженными, сжатыми. Узкая, сильная грудь.

Медленно отняв от ее плеча комок ткани, Стирпайк наклонился, желая убедиться, что кровь больше не идет.

– Сидите спокойно, – сказал он. – Старайтесь не двигать руками. Больно?

– Все в порядке, – ответила Фуксия.

– Не надо геройствовать, – сказал он, опускаясь на пятки. – Это не игра. Мне необходимо точно знать, насколько сильна боль – не насколько вы отважны. Это я и так уже знаю. Что болит сильнее всего?

– Нога, – ответила Фуксия. – Из-за нее меня даже подташнивает. И еще мне холодно. Вот, теперь ты знаешь.

Глаза их встретились в полумгле.

Стирпайк встал.

– Мне придется покинуть вас, – сказал он. – Иначе вас сгложет холод. В одиночку доставить вас в замок я не смогу. Сбегаю за Прюном и за носилками. Здесь с вами ничего не случится. А теперь я уйду, сразу. И вернусь через полчаса. Когда нужно, я умею двигаться быстро.

– Стирпайк, – сказала Фуксия.

Он тут же снова опустился на колени.

– Что? – очень тихо спросил он.

– Ты мне очень помог, – сказала она.

– Ну уж и очень, – отозвался он. Ладонь его лежала совсем рядом с ладонью девочки.

Молчание, последовавшее за этим, в конце концов стало нелепым, и юноша встал.

– Медлить нельзя. – Нечто не схожее с прежней холодностью проступало в ее повадке. Оставим пока все как есть. – Если я не потороплюсь, вас скоро затрясет, как лист на ветру. Постарайтесь не шевелиться, совсем.

Укрыв ее своей накидкой, Стирпайк шагнул к выходу из пещеры.

Фуксия смотрела на очертания его сутуловатого, но стройного тела, на миг замершего, перед тем как нырнуть в залитую дождем лощину. И вот он исчез, а Фуксия осталась сидеть совершенно неподвижно, как и было ей сказано, и вслушиваться в дробный ропот дождя.

Стирпайк не зря похвалялся своей расторопностью. С невероятным проворством прыгал он с валуна на валун, пока не достиг входа в лощину, а оттуда понесся по долгим склонам, скача, как дервиш. Но опрометчивости не было в нем. Каждый шаг его был просчитанным результатом решения, принимаемого с быстротой, много превосходящей быстроту его ног.

Скалы остались позади, замок возник из тусклых полотнищ дождя.

Появление юноши у Прюнскваллоров получилось на редкость драматичным. Ирма, отродясь не видавшая голой мужской кожи за вычетом той, что выступает из воротничков и манжет, пронзительно взвизгнула и упала в объятия брата – но лишь для того, чтобы тут же прийти в себя и вылететь из комнаты подобно облаченному в черный шелк смерчу. Прюнскваллор и Стирпайк слышали, как она вихрем несется по лестнице, лязгая держащими ковер прутьями, слышали пушечный удар, с которым захлопнулась дверь ее спальни, и от которого во всех нижних комнатах заплясали на стенах картины.

Доктор Прюнскваллор закружил, огибая Стирпайка, откинув назад голову, так что шейные позвонки его влипли в высокий ворот сюртука, а между адамовым яблоком и жемчужной запонкой галстука образовалась отвесная пропасть. Задрав таким манером главу, отчего он обрел сходство с изготовившейся к нападению коброй, и брови воздев вопросительно, Доктор ухитрился еще и выставить напоказ оба ряда страшноватых зубов своих, и все они, ловя свет ламп, отражали его с неестественным блеском.

Доктор пребывал в восторженном изумлении. Вид полуголого, мокрого Стирпайка и отвращал его, и восхищал. Время от времени оба слышали долетающие с верхнего этажа удивительные стенания.

Впрочем, узнав причину столь странного появления юноши, Доктор начал действовать, и действовать расторопно. Стирпайк не много потратил времени на объяснения. В несколько секунд Доктор уложил небольшой саквояж, вызвал звонком повара и велел ему тащить сюда носилки и к ним двух парней помоложе.

Стирпайк тем временем быстро оделся и сбегал в замок, сказать госпоже Шлакк, чтобы та разожгла камин, приготовила для Фуксии постель и какого-нибудь питья погорячее, – старушку он оставил в состоянии сварливой оторопи, из которого не вывел ее даже тем, что, скользнув мимо нее к выходу, грубовато ткнул бедняжку пальцем под ребра.

Вернувшись в замковый двор, он увидел Доктора – тот выходил с двумя тащившими носилки мужчинами из садовой калитки. Прюнскваллор держал зонт над тряпицей, в которую он укутал свой саквояж.

Стирпайк догнал их и объяснил дорогу, прибавив, что побежит вперед, но еще выйдет на скальные откосы, чтобы встретить их на последнем участке пути. Сунув под плащ одно из одеял, он растворился в стихающем дожде. Он бежал, совершенно один, и высоко подпрыгивал на бегу. Жизнь так забавна! Так забавна! Дождь и тот сыграл ему на руку, превратив скалы в каток. Все, говорил он себе, можно обратить в свою пользу. Буквально все. Он несся сквозь дождь, и прищелкивал пальцами на бегу, и радостно скалил зубы.