Елена Хаецкая - Призраки Народного дома

Наконец оборвав пение, гигантский человек в шубе хмыкнул и пророкотал удовлетворенно:

– Вполне приличный зал. Где Степан? Степан!

Степан где-то действительно сгинул и не отвечал. Человек на сцене опять запел.

– Ты его видишь? – прошептал, обращаясь к Андрюше Кошакову, Лобанов.

Он долго собирался с духом, чтобы заговорить. Он долго уговаривал себя, что никого не видит – просто перетрудился. Да и вообще – он человек впечатлительный. Мало спал, много фантазировал, да тут еще изнурительные занятия по сцендвижению и прочее. Сидишь в новолуние в Народном доме – мало ли что почудится.

– Ты его видишь?

– Кого? – уточнил у приятеля Кошаков.

– Шаляпина…

Кошаков сказал:

– Знаешь, я думал, мне это кажется.

Человек прекратил петь и широченными шагами пересек сцену. Теперь он нависал прямо над студентами.

– Это еще что такое? – загремел он.

Кошаков выпрямился и поклонился, подражая кому-то из героев исторического кинофильма.

– Андрей Кошаков, студент.

– Что вы тут делаете? – негодовал человек. Он то и дело оборачивался, размахивая шубой, точно темными крыльями падшего Демона, и тщетно взывал: – Степан!

– Поклонники вашего таланта, Федор Иванович! – отчеканил Кошаков и протянул ему сорванные с клумбы анютины глазки.

– Поклонники? Я вам что, балерина, что вы пробираетесь в кулисы по ночам? – грохотал Шаляпин. – Что это за метелка для стряхивания пыли? У горнишной украли?

– Ну что вы, Федор Иванович! Это – призрак бриллиантов. За неимением оных – преподносим цветы.

Шаляпин расхохотался.

– Ладно, оставайтесь пока… А после – съездимте в трактир, хорошо? Только вы за меня заплатите, а то у меня всего три рубля…

И стремительно вернулся к роялю.

Кошаков ошеломленно нюхал анютины глазки. Лобанов тер лоб и тщился отложить в сокровищнице своей души каждое из текущих неповторимых мгновений. Он хорошо отдавал себя отчет в том, что присутствует при потрясающем событии.

Что касается Филькина, то – как выяснилось ближе к утру, – он давно уже был без сознания.