Дмитрий Сергеев - Завещание каменного века (сборник)

Не слышал, когда открылась дверь, — женщина находилась уже в палате. От изумления мгновенно пришел в себя: подобного создания я сроду не видывал. Затянутая в облегающие одежды, она издали от двери улыбалась мне. Я хотел незаметно ущипнуть себя, но вовремя передумал: если это и сон, то пусть он длится.

Она внесла поднос с несколькими пиалами и блюдами — мой завтрак. Я не успел ни поблагодарить, ни ответить на ее улыбку — опомнился, когда она скрылась за дверью.

Впервые мне дали нормальную пищу, а не пилюли и порошки, как до этого. Подрумяненный бок отбивной слегка дымился паром и выглядел раздражающе аппетитно.

Мне удалось сесть на койке. С минуту я пересиливал головокружение. Должно быть, приманчивый вид обжаренного мяса помог мне справиться с тошнотой.

Я вооружился столовым ножом. Увы, делать им было нечего: то, что лежало на тарелке, лишь по виду напоминало отбивную — на самом деле оказалось мягким, как паровая котлета. Пахло карболкой и немного отдавало тухлой рыбой. Ничего отвратительнее я не пробовал даже в студенческих столовых.

…Вторично отважился встать на ноги. Ступни коснулись пола, но удивительно — я совсем не ощутил прикосновения к твердому. С опаской сделал первый шаг. Ходить можно. Правда, полной уверенности, что не увязну, не было. Я ощупал стены, мебель — все сделано из того же материала, что и пол: ни мягкое, ни твердое.

Я не знал, сумею ли отыскать в больнице сестру, которая приносила мой завтрак, но попытаться стоило. Если все это действительно происходит во сне, то я и вовсе ничем не рискую. Проснусь, будет хоть что вспомнить.

На всякий случай прихватил с собою воквер. Иначе как мы сможем понять друг друга. Это был очень удобный и компактный приборчик — он укреплялся внутри уха и нисколько не мешал. Я попросту не замечал его.

Длинный коридор тянулся в обе стороны. Всюду пусто. Я побрел наугад влево. Ниоткуда не доносилось ни звука, никто не встретился мне. Я быстро устал, слишком непривычно было ступать по несуществующему полу.

В уме я припас несколько пошлых острот, какие обычно мужчины говорят хорошеньким женщинам, когда хотят завязать знакомство: «Где вы приобрели такие ошеломительные глаза?» или «Почему вас до сих пор не упрятали в милицию? Страшно подумать, скольких мужчин вы сразили наповал».

За поворотом я увидел больничных сестер. Сбившись в кружок, они о чем-то секретничали. Эластичный пол поглощал звук моих шагов, я мог бы приблизиться к ним вплотную незамеченным. Я негромко кашлянул. Они, как по команде, повернулись.

Мне вдруг захотелось встать на голову, засвистеть через пальцы или выкинуть еще что-нибудь столь же нелепое. Посреди больничного коридора стояли двенадцать красавиц, ничем не отличимых одна от другой. Которой же из них я собирался говорить заготовленные комплименты?

Женщины застыли в напряженных позах, их прелестные глазки подозрительно оглядывали меня, очаровательные личики выражали одно общее чувство бдительной настороженности.

Они начали перешептываться. Воквер был включен, и я понял слова:

— Это не он.

— Тот должен быть в треугольниках.

— На этот раз ему не удастся ускользнуть.

Меня несколько удивило, что ни одна из красавиц не полюбопытствовала взглянуть мне в лицо — их интересовал только свитер, А когда они установили, что я — это не он, они потеряли интерес и к свитеру.

Я окончательно заблудился, не знал, которая из дверей ведет в мою палату. На табличках проставлены какие-то знаки: не то буквы, не то цифры, но что они означают, я не понимал. Ткнулся наугад.

Палата ничем не отличалась от моей, но койка была занята. Я хотел потихоньку удалиться и прикрыть за собой дверь, но человек, лежащий на постели, открыл глаза и сел. Это был один из ангелов. уже знакомых мне. Он мельком взглянул на меня и рукой показал на стул рядом с койкой. Было что-то располагающее в этом обычном жесте. Я невольно подчинился и сел. Его глаза задержались на моем лице. Его интересовал не свитер, а именно я.

Совершенно необъяснимо, почему я решил, что он не мог быть ни одним из тех, кого я уже встречал: внешность его ничем не выделялась — все тот же ангелоподобный геркулес. Скрытая внутренняя сила оживляла его улыбку и взгляд. Он казался непохожим на всех остальных.

С минуту мы разглядывали друг друга в молчании. Свитер незнакомца сплошь был разрисован красными и синими треугольниками. Догадка осенила меня.

— На вас готовят облаву, — сказал я.

Он не вздрогнул, не заметался в панике, как я ожидал. Небрежно оправил на себе свитер.

— Хотите — поменяемся одеждой, — предложил я в порыве великодушия.

— Нет. Не впутывайтесь в эту историю. У вас ведь и собственных забот достаточно. — Он усмехнулся, как будто в самом деле мог знать мои мысли. — Мне они не смогут навредить. Больница не лучшее место, где можно укрываться долго. Надежнее была бы тюрьма, но, к сожалению, у них нет тюрем.

О редкостном самообладании разведчиков, — а то, что передо мной был именно разведчик, сомнений не оставалось — я прекрасно знал по кинофильмам. И все же меня поразило его хладнокровие.

— Вот, если вы не возражаете, поменяемся палатами: я перейду в вашу. На время это собьет их с толку, — сказал он.

— С удовольствием! — воскликнул я, в самом деле обрадовавшись. — Только как вы разыщете палату? Они все одинаковые.

— Ну, это не так сложно, — заверил он.

Я лежал на чужой постели, испытывая необъяснимый восторг. Самому непонятно было, чему я радуюсь. Может быть, этот тип уголовник, и нужно было выдать его, а не укрывать?

«А, плевать, — решил я. — Могу я хотя бы во сне совершить необдуманный поступок».

Меня разбудили громкие голоса. Несколько человек, облаченных в одинаковую форму — черные свитера с большими металлическими бляхами на груди, — окружили кровать, заполнили палату.

— Встать!

Я неохотно подчинился команде. Дюжина полицейских — почему-то я решил, что именно они ворвались ко мне — в растерянности уставились на мой свитер.

— Это не он, — произнес один.

— Смотрите! — воскликнул второй, показывая пальцем на мое лицо. — Дикарь из каменного века!

Их всех словно ветром сдуло.

Я опять укрылся одеялом. Интересно: что мне еще приснится?

Меня разбудил осторожный и тихий шорох. У кровати на стуле сидел разведчик.

— Мы позабыли познакомиться, — сказал он, протягивая руку. — Итгол.

— Олесов, — назвался я.

Терпеть не могу собственною имени — Витилиний. Не представляю, в каких святцах мои родители откопали его! По их милости мне приходилось называть себя по фамилии, даже когда знакомился с девушками. Все друзья так и звали меня — Олесов.

— Мне удалось разузнать кое-что про вас, — сказал он.