Андрей Подымалов - Бич Ангела

— Ну, вот, и станица Семеновская. Прямо в нее я телепортироваться не буду во избежание каких-либо неожиданностей.

Настоятель со своего места наблюдал за тем, как цилиндр вместе с Виктором окутал легкий туман, который с каждым мгновением все более густел. Наконец, он стал настолько плотным, что через него ничего нельзя было разглядеть. Внутри тумана стало разгораться свечение, последовала яркая вспышка. Туман рассеялся. Настоятель был в комнате один.

Ощущения от телепортации были малоприятными. Виктор понимал, что это чисто субъективное чувство, но ему казалось, что тело все вытягивается и вытягивается, став наподобие стрелы, а после и вовсе уподобившись ниточке, которую мчит неведомая сила по туннелю не толще человеческого волоса. Казалось, еще немного, и эта ниточка порвется, и он распадется на составляющие его атомы.

Вновь свое тело он ощутил, уже стоя на окраине небольшой рощицы в полукилометре от станицы.

Зеленый дом номер девятнадцать вдоль автострады он отыскал быстро. Постоял, огляделся по сторонам, потом толкнул незапертую калитку и решительно шагнул во двор. «Трубку Кришны» просто сунул подмышку. Не успел он пройти и пяти шагов, как из конуры вывалился здоровенный пес, и, гремя цепью, бросился навстречу. Виктор остановился. Когда собака была уже в полуметре от него, он резко выбросил вперед правую руку, ухватил ошейник и легко поднял пса в воздух. Глядя прямо в налитые кровью собачьи глаза, он тихо сказал:

— Больше никогда так со мной не обращайся, — и разжал пальцы. Собака шмякнулась о землю, и, тихо скуля, поползла в сторону конуры.

Виктор подошел к двери и постучал. Никто не ответил. Он толкнул дверь и шагнул за порог. Пройдя через полутьму сеней, он уже без стука вошел в дом. Небольшая прихожая, направо кухня, прямо напротив — горница.

— Здравствуйте, бабушка!

Низенькая сгорбленная старушка, вышедшая из горницы, таращила на Виктора выцветшие глаза и мелко крестилась. Губы ее тряслись.

— Успокойтесь, бабушка, я не злодей, не сделаю вам ничего плохого.

Но старушка его не слышала. Она продолжала креститься и что-то шептать. Виктор с трудом разобрал:

— Правильно дед Евсей говорил, не трогай ничего, за этим свертком когда-то явится настоящий хозяин… Вот он и явился…

Виктор присел на скамейку, дожидаясь, когда старушка успокоится. Наконец, она перестала бормотать и креститься.

— Бабушка, я так понимаю, ты знаешь, зачем я пришел?

— Знаю, сынок, знаю. Как увидела, что ты с собакой сделал, так все и поняла.

— Тогда неси.

Старушка ушла на кухню. Виктор слышал, как открылась крышка подполья, как старуха, кряхтя и охая, спускалась в него, как потом поднималась обратно. Снова стукнула крышка, и в проеме появилась старушка, неся на вытянутых руках небольшой сверток. Она положила его к ногам Виктора и опасливо отошла. Он развернул ветхие тряпки. Стопка древних книг, и внизу — Черная Книга. Он отложил в сторону тибетские манускрипты и бережно взял в руки Артефакт. Тот неожиданно оказался очень легким, казалось, что весу в нем не было вовсе.

— Здесь все?

Старушка неожиданно повалилась на колени.

— Не губи, сынок… Две книжки, которые были понятно написаны, внуку отдала, уж больно он просил…

— Что за книжки?

— По магии. До революции еще писаны, но прочитать можно.

— Ладно, Бог с ними… Сама магией балуешься?

— Людям просто помогаю.

— Бросай ты, бабушка, это дело, до добра оно не доведет.

— Брошу, милок, брошу… Вот те истинный крест.

— Да ладно, не божись. Лучше расскажи, как к тебе эти книжки попали.

— Давнее это дело. Еще при моем деде Евсее произошло. В стране вроде тогда все утихомирилось, поэтому путников, если попросятся переночевать, пускали без особой опаски. Вот так вечером и постучался он. Кто он? Да кто ж его знает. По виду, вроде, не наш. То ли цыган, то ли татарин. И молился перед сном по-своему. Ну, постелили ему на лавке. Под голову он вот этот сверток положил. По-нашему гутарил плохо, но понять можно было. Всю ночь не спал, ворочался на лавке. А под утро поднял Евсея и давай ему каяться. Что совершил, мол, великий грех перед своими братьями, похитил великие святыни. Да вот спохватился, сбежал от лихих людей, сейчас они его ищут. Чувствую, мол, что скоро будут здесь. А эти святыни, что у него в свертке, никак не должны попасть им в руки. Ну, и попросил Евсея, помоги, мол, спасти душу. Наверно, Евсей ему бы отказал, но, коль разговор зашел о душе, здесь уже другой расклад. Дед мой был глубоко верующим человеком, и спасение души для него много значило… Короче, принял он обет хранить эти непонятные святыни, повторил какие-то слова за пришельцем — и стал с тех пор хранителем этого свертка. Сразу после этого чужеземец ушел, а наутро за околицей поднялась стрельба. Потом возили по станице телегу с телом, хотели, чтоб кто-то опознал. Но Евсей, если уже дал клятву, никогда ее не нарушит. Кремень был мужик, Царство ему Небесное… Потом сверток перешел к моему отцу, Матвею. Ну, а он уж передал мне — сыновей-то у него не было. А я не знала, кому передать — внук один, да и тот неказистый, хранить не будет… Спасибо, мил человек, пришел ты и избавил меня от этой непосильной ноши.

Они немного помолчали.

— Ну, ладно, спасибо, бабушка, что сохранила все. Мне пора.

— И куда же это ты торопишься? — Неожиданно прозвучал за спиной чей-то мужской молодой голос.

— Ой, внучек, немного невовремя ты. Сейчас этот человек уйдет, и мы с тобой будем чай пить.

— Какой чай, ептыть? Тебя грабят, а ты нюни распускаешь!

— Он не грабитель, Ваня. Он забрал то, что ему издавна принадлежит.

— Да? А это мы сейчас посмотрим… Так, очень медленно поворачиваемся, руки держать в пределах видимости!

Щелкнул спускаемый предохранитель. Виктор повернулся. У порога стоял молодой человек лет двадцати пяти, веснушчатый, с пухлыми щеками, в милицейской форме с погонами старшего лейтенанта. В руке он держал взведенный пистолет.

— Баба Дуся, вижу, он тебе голову порядочно заморочил. А мне твои соседи позвонили, мол, к бабушке какой-то странный пришелец явился. Вот я и решил проверить… Василь!

В дверях показалось смуглое юношеское лицо.

— Проверь-ка вокруг дома, нет ли еще кого.

— Есть!

— А ты не вздумай дергаться, пулю сразу схлопочешь!

— Да я и не дергаюсь.

— Поговори мне еще… Так, очень медленно протягивай руки вперед, сейчас я тебе браслетики застегну, а потом и поговорим.

Старушка попыталась вмешаться.

— Ванечка, не делай этого.

— А ты помолчи, старая хрычовка! Утаила от меня такие книги, а теперь какому-то проходимцу готова их отдать.

Виктору было немного жаль этого парня. Убивать его не хотелось, но на какую дозу рассчитан заряд парализатора, спрятанного в рукаве рубашки, он не знал. Однако выбора не было. Он протянул руки. Едва старлей их коснулся, по телу его прошла судорога, глаза закатились под лоб, и он мешком повалился набок.