Жозе Феррейра - Чудесные приключения Жоана-Смельчака

— Сеньор Ветер, будьте добры — сорвите с меня ветку, которая потолще, и я размозжу головы этим бесстыдникам.

Но сеньор Ветер, пролетая на своем невидимом самолете, даже не обернулся в его сторону. И Жоан Смельчак так и остался у входа в сад, голый и одинокий, с воздетыми к небу руками, а тело его было сплошь усеяно кровавыми язвами, которые люди почему-то называют цветами.

Как-то раз, на той же неделе, Жоан Смельчак увидел, как из соседнего леса вприпрыжку выбежала девочка. Кожа у нее была белая, точно снег, глаза зеленые, с золотыми искорками, а волосы цвета меда. Она ходила по ежевику и теперь возвращалась с полной корзинкой.

— Какое чудесное дерево! Такое мне и нужно для качелей! — обрадовалась она.

И, легкая, точно птичка, она мигом вскарабкалась на Жоана Смельчака и привязала к его рукам веревки. И вот качели готовы: вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз; сердце у девочки всякий раз замирало от страха, но она улыбалась, и Жоана радовали ее губы, черные от ежевичного сока. Сначала «дерево-поневоле» возмущалось этой забавой. Веревки все больше и больше впивались в тело и натирали кожу. Но мало-помалу Жоан Смельчак привык к тоненькой девочке с волосами цвета меда и нежным личиком и так привязался к ней, что если она не приходила, он сох от тоски. Не раз Жоан просил пройдоху воробья: «Поговори с ней от моего имени. Пожелай ей доброго утра. Скажи, что зеленая шляпа ей очень к лицу.» Но проказник воробей не передавал Жоановых комплиментов; он лишь ехидно посмеивался и часто непристойным образом пачкал зеленую шляпку девочки с волосами цвета меда. С наступлением осени малютка исчезла, и Жоан Смельчак до того опечалился, что стал терять свои волосы-листья. И теперь он стоял печальный и лысый. И, убедившись, что не суждено ему проведать, где и как живет эта девочка с волосами цвета меда, Жоан Смельчак принялся оплакивать ее, а слезы ему давала всякий раз утренняя роса.

Однажды перед ним нежданно-негаданно предстал широкоплечий и ясноглазый старик в красном колпаке. За поясом у него был топор. Он долго осматривал дерево и, наконец, громко сказал:

— Нет сомнения. Это он, Жоан Смельчак.

Юноша хотел было подтвердить, что так оно и есть, что он и в самом деле Жоан Смельчак, но поди-ка поговори, когда тебя не колышет ветерок.

— Бедняга! Да ты и слова-то вымолвить не можешь. Только на языке цветов — их аромат нам внятен — мы можем объясняться с тобой. Погоди немного, я тебе сделаю рот.

И во мгновение ока острым топором старик прорубил в коре огромный рот с губами, деснами, языком, зубами — словом, всем, что необходимо.

— Ну вот. Теперь говори, сколько душе угодно.

Жоан затрепетал от радости — наконец-то оковы молчания сброшены. Его лубяные губы с трудом зашевелились, и он пробормотал деревянным голосом:

— Да. Я действительно Жоан Смельчак. Меня заколдовал злой волшебник.

— Это я отлично знаю, дружок. И думается мне, что он не собирается вернуть тебе прежний облик.

— Неужели я навсегда здесь останусь? — ужаснулся Жоан.

— Навсегда… Если только… — Старик явно колебался.

— Если только что?! — с тревогой переспросил Жоан.

— Если только ты не вступишь со мной в сговор… — решился сказать старик.

— Ну, разумеется! Конечно, я согласен! Ты еще спрашиваешь! — заверил его Жоан самым убедительным тоном, какой только допускал его новый деревянный голос. И замолк, ожидая, что скажет старик в красном колпаке.

— Жоан, ты знаешь, кто я?

— Откуда мне знать, Старичок Красный Колпачок?

— Я отец девочки с волосами цвета меда.

— Правда?! Ну как она там? Что с ней? — заволновался Жоан Смельчак: ему не терпелось узнать, что сталось с его любимицей, — ведь всю весну и все лето была она единственной отрадой.

— Она лежит в постели ей очень плохо. Пришел ее черед идти во дворец на Хрустальном холме, в этот проклятый дворец, а туда если только попадешь, путь обратно не найдешь, — печально заключил старик, и на глазах у него выступили слезы. Он пояснил Жоану:

— Все люди, как тебе известно, рано или поздно попадают в этот дворец. Но моя дочурка так молода и прекрасна, я и представить себе не могу, что потеряю ее навсегда.

— Да, это ужасно… Однако скажи, что я могу для нее сделать? Как помочь, как избавить ее от беды? — взволнованно спросил Жоан Смельчак, роняя на землю, будто слезы, сухие листья — ведь деревья тоже плачут.

— Поменяйся с ней судьбой и ступай вместо нее во дворец на Хрустальном холме, — предложил старик в красном колпаке.

Жоан смельчак, ни минуты не раздумывая, согласился:

— Я к твоим услугам, старичок, и готов сделать все, что тебе угодно. Понятия не имею чем я смогу тебе помочь, но я согласен на все, лишь бы вырваться из этого плена, в который меня заживо, стоймя похоронили. Я снова хочу стать человеком, я хочу есть, пить, двигаться, вытворять все, что мне взбредет на ум, понимаешь? Рассчитывай на меня, я выполню все, что ты прикажешь.

— Спасибо тебе, Жоан Смельчак, большое спасибо, — обрадовался старик, и от радости еще яснее стали его ясные глаза. — А теперь, если не возражаешь, давай-ка мы тебя расколдуем.

— Погоди! — остановил его Жоан. — А кто живет во дворце на Хрустальном холме?

— Белое чудовище. На него хоть раз кто взглянет, сердце биться перестанет, — предупредил отец девочки с волосами цвета меда.

— Ну что ж. Сначала вызволи меня из этой беды, а там будет видно.

И Жоан Смельчак приготовился стойко перенести неизбежные муки расколдования. А начались они с того, что старик вбил в его искусственный рот большой клин и уничтожил зубы, язык, десны и губы. Затем он нанес по стволу несколько ударов своим топором, и раскроил чудо-дерево сверху донизу.

И вскоре близ фруктового сада поднялась большая поленница. Старик раздобыл где-то телегу и сонную клячу, погрузил дрова и тронулся в путь.

Дома он приказал работнику перетаскать дрова на кухню, а сам, присев на корточки у очага, развел в камине сильный огонь и, чтобы жар не пропадал даром, поставил на решетку железный лист с сырыми каштанами.

И долго-долго сгорали в камине один за другим куски нашего героя, и старик заботливо следил, как бы не выпала из пламени какая-нибудь головешка — почка, селезенка, печень, сердце, кишки или желудок Жоана. И пока Жоан Смельчак корчился в языках пламени, старичок, сияя от радости, грел руки над очагом и мурлыкал под нос магическое заклинание:

— Тра-ля-ля, тра-ле-ле, ты беги, дымок, в трубе.

Первое время Жоан Смельчак невыносимо страдал, особенно при мысли, что на нем поджаривали каштаны. Но внезапно его охватило новое, неизведанное чувство полной свободы, какой-то удивительной легкости… И тут он все понял. Плоть дерева, сгорая, рассыпалась в пепел, но истинным телом Жоана Смельчака был дым, который поднимался над кучей дров. По мере того как этот белый дым выходил из трубы на свежий воздух, он затвердевал, и клубы его принимали очертания человеческого тела.