Павел Филатов - Досадные мелочи

Мелочи жизни.

Борисов прочитал едва ли четверть, когда отведенное ему время закончилось и в кабинет вернулся Михаил.

— Ну что скажете? — спросил следователь, разместившись на своем месте за столом и пристально глядя в глаза Борисова.

— То, что уже говорил — это все мелочи. Досадные пустяки. Не предусмотрено за это наказаний. А то, за что предусмотрено, по ним уже сроки давности истекли. Да и не вижу я здесь что-то доказательств, просто слова, просто истории, возможно выдуманные истории. Не за что меня брать, не за что! Я чист!

— Чисты? Выдуманные истории? — Да! Ну может быть не совсем, но в целом — ерунда. Ваше начальство вообще в курсе, чем вы тут занимаетесь, на что время тратите? Мне надоело вам про это говорить. Мелочи!!! Любой, каждый из нас совершал подобное множество раз. Кому-то соврал, чужую жену соблазнил, завидовал, бездельем маялся. Может быть я выгляжу и не очень красиво с точки зрения морали, но не по закону! Произвол какой-то. Мы еще с вами разберемся потом, откуда вы столько про меня узнали, я вам этого так просто не оставлю. Вторжение в мою личную жизнь, понимаешь! Поговорим в другом месте, и уже вы будете оправдываться. Но вам есть за что!

Борисов держал папку на коленях и прижимал ее к себе, как дорого друга, как утопающий хватается за спасательный круг. В папке, как это ему виделось теперь, было его спасение.

— Что же вы раскричались? Из крайности в крайность впадаете, право слово. Успокойтесь. — Гневная отповедь Борисова не произвела на Михаила никакого видимого воздействия. Все так же спокоен, собран и деловит.

— Выпустите меня, тогда и успокоюсь. — Евгений Андреевич теперь знал, чем располагает следствие, знал, что бояться ему нечего, а потому обрел душевное спокойствие и уверенность.

— Отпустить? И куда же вы собрались идти?

— Как куда? — удивился глупости вопроса Борисов. — Домой!

— Ха! А сейчас вы по-вашему где?

Что еще за глупые игры?

— У вас, как раз, хотел об этом спросить. Прокуратура? Комитет? Или выше?

— Выше, гораздо выше! — вновь расхохотался Михаил, будто сказал нечто невероятно смешное. — Ладно, я вам помогу. Посмотрите в окно.

— Зачем?

— Посмотрите вы, не бойтесь. Ну!

Борисов поднялся. Он подспудно ожидал пакости. Что на него сейчас нападут со спину. Заломают. Бить начнут. Или сам следователь выкинет какой-нибудь фортель.

Только ничего не произошло. Тот же кабинет и тишина.

Тогда он осмелился подойти к окну, съежившись, по-прежнему ожидая удара в спину.

Евгений Андреевич развел пальцами полоски жалюзи, и с любопытство выглянул наружу.

— Смотрю.

— Что видите?

— Свет, тепло. — Собственно больше ничего и не разглядеть, свет слишком ярок, режет глаза. — А какое вчера было число?

— Третье декабря, — на автомате выпалил Борисов и замер.

Нестыковка — зима, а на улице лето. Нет, у государства денег полно, но расходует оно их крайне бережно и никогда не потратит на средней руки предпринимателя, вывозя его из страны для допроса.

— Это чей-то розыгрыш? — была у Евгения Андреевича парочка знакомых в средствах не стесненных, считающих себя крайне остроумными. Могли и пошутить.

— Вовсе не розыгрыш. Вспоминайте дальше, я помогу. — Под взглядом Михаила снова стало не по себе. Хотелось втянуть голову в плечи, глаза опустить, уши заткнуть. А еще лучше оказаться в другом месте, например, на даче. — Вы допоздна засиделись у себя в кабинете. Отчеты просматривали, коньяк выпивали, размышляли, разложить секретаршу Лерочку на диване этим вечером или еще немного повременить.

— Да, точно! Так все и было! Но откуда вы про мысли-то мои узнали? — А ведь и правда это последние воспоминания, перед тем, как очнулся в этом кабинете.

— Неважно. Вы сидели за столом, а что было дальше?

— Сидел за столом, — принялся вспоминать Евгений Андреевич, — пил. Потом… потом застучало сердце, так быстро-быстро. Я даже и не думал, что оно может так быстро биться! Левая рука онемела. Потом сердце будто сжало в тисках и я закричал. Перед глазами все покраснело… Сердце! Оно остановилось, точно остановилось. Чернота. Потом… потом ваш кабинет.

— Инфаркт миокарда. А ведь предупреждал вас кардиолог — завязывайте пить, диету соблюдайте, спортом займитесь. Только вы ведь не послушались, а зря. — Михаил сокрушенно покачал головой. — После совсем ничего не помните? Занятно. Туннель, например, яркий свет, музыку? Нет? Ну да ладно, такое случается. Два и два без моей помощи сложите?

— Я умер? — спросил Борисов, почувствовав, как дрогнул голос.

— Наконец-то дошло! — с облегчением произнес Михаил. — Наконец-то дошло, а то совершенно невозможно с вами работать, — тон его сменился на укоризненный.

— Значит вы…

— Нет, я не Бог, — усмехнулся Михаил. — Но и не человек, как вы первоначально решили.

— Ангел?

— В яблочко!

Из-за ирреальности происходящего сперло дыхание.

Но и поверил Борисов Михаилу как-то сразу. — Для чего вам это все понадобилось? — Борисов обвел рукой кабинет. — Весь этот антураж?

— Весь этот, как вы изволили выразиться, антураж понадобится нам, чтобы вы чувствовали себя комфортно. Он полностью создан вашим воображение.

— Мне не было комфортно.

— Кто же знал, что вы себе такое навыдумываете? В любом случае, кабинеты чиновников вам привычны. Вы только в них и привыкли держать ответ за свои действия. Только их, такие вот кабинеты и их обитателей, вы иногда побаиваетесь и уважаете. Так что не жалуйтесь, любезный.

— Не буду. — Тяжело вздохнул Евгений Андреевич. — И что теперь?

— Теперь? А вы еще не поняли? — в голосе Михаила не было угрозы, лишь бесконечная ирония. — Теперь будем разбираться с вашими грехами, и решать, куда вы направитесь дальше.

По спине Борисова тек обильный пот, тряслись руки и ноги. Он не выдержал напряжения и разрыдался. Разрыдался от страха, разрыдался от того, что умер, не успев сделать всего запланированного. Разрыдался, потому что сейчас ему это было необходимо.

Михаил терпеливо ждал.

— Выплакались?

— Да.

— Полегчало?

— Немного, — шмыгнул носом Борисов.

— Поверьте, станет еще лучше, когда в грехах своих раскаетесь. Я знаю о чем говорю.

— Я раскаиваюсь, — покорно произнес Борисов.

— Нет, так не пойдет. Нельзя врать, тем более нельзя врать ангелу. Ложь вырывается из ваших губ клубами черного дыма. — В голосе Михаила звучало разочарование. — Хорошо, материться не начали или богохульствовать — это выглядит еще отвратительней. Ну ведь смогли же вы как-то устыдиться истории с сестрой жены, значит не все для вас потеряно.

— Я не вру.

— Врете, причем врете даже когда говорите, что не врете, — еще с большей укоризной сказал Михаил. Он разговаривал с Борисовым, как с нашкодившим ребенком и тому, в самом деле, стало неловко. — Вы и правда раскаиваетесь в первой измене жене. Вам стыдно за это. И было стыдно все эти годы, пускай вы уже давно обо всем позабыли. Это абсолютно искреннее, живое чувство. Считайте, что этот грех вы искупили.